Под углом математики цифры в наше время говорят о многом. Если быть точным, то в исторически ограниченный срок Колыванов с женой подарили стране, по крайней мере, четверых новых граждан. И как сознательный член общества Василий не собирался останавливаться на достигнутом.
Но не будем гнать коней, торопить события, забегать вперёд, бросать камни в чужой огород и брать горстью, а не щепоткой. За дверью по-прежнему сонно хныкал ребенок. Потеряв терпение, жена вкрадчиво приоткрыла дверь, заглянула в узкую щель. Как ни осторожничала женщина, настырный скрип двери распилил тишину вдоль и поперёк. Надо ли говорить, до какой степени неуместный звук возмутил шофёра. Не он ли холил и лелеял дверные петли и прочую фурнитуру, не он ли любовно содержал помещение в пригодном состоянии?
Однако не надо суеты. К лицу ли нам сучить ногами, корчить рожи и хлопотать лицом, освободим мимику от напряжения, обойдемся без лишних слов. Скрип двери Колыванов расценил как личный выпад и незаслуженное оскорбление чувств. Ничуть не медля и отбросив сомненья, шофёр второпях кинулся в чулан, где среди инструментов запасливо хранил заветный пузырёк с машинным маслом. Резвым коршуном налетел Василий на дверь и практически на бегу, на лету, на скаку отважно капнул масло в петли. Не успела, как говорят у нас, стриженая девка косы заплести, скрип исчез – поминай, как звали!
И младенец, пискнув, облегчённо вздохнул и улыбнулся, а потом беззаботно уснул, счастливый и умиротворённый в своей безрешности. Все чада безмятежно сопели, уверенные в завтрашнем дне, видно, даже во сне чувствовали себя под надёжной защитой. Что ж, они были правы в своих убеждениях, Колыванов и впрямь служил родной семье опорой – кто бы сомневался!
Из рискованных опытов на животных передовые ученые сделали выдающееся научное открытие. Верь-не верь, но при высокой рождаемости на ограниченной территории площадь обитания конкретного жильца уменьшается буквально на глазах. Как человек вдумчивый Колыванов относился к науке с пониманием и своевременно прислушался к учёным. Экономя жизненное пространство, Василий своими руками умело обтесал доски, изобретательно смастерил в комнате двухэтажные койки для детей: старшим отвели верхние нары— полати, как говорили в семье, малыши спали внизу.
А сейчас шоферу только и оставалось, что тихо ступая, обойти на цыпочках комнату, умилённо и бережно подоткнуть детские одеяльца. Когда он уходил, одна сокровенная мысль кольнула его на пороге: ради таких мгновений стоит жить, заводить семью, рожать детей. И он твёрдо знал, что сделает всё, себя не пожалеет, расшибётся в лепешку, чтобы семья не знала забот. Ни забот, ни хлопот, ни тягот.
– Папаша! – с уважением оценила жена, когда обойдя детей, он вышел к ней с растроганным лицом.
– А как же, – благосклонно, с чувством глубокого удовлетворения принял похвалу Василий. – Отец я или кто?
– Отец, отец… – покладисто согласилась жена, и неожиданно лицо её плаксиво искривилось, на глаза навернулись слёзы.
– Ты, это… что с тобой? – растерялся Василий и смотрел неуверенно, ждал объяснений, а про себя обескураженно недоумевал: неужто кто-нибудь его грязно очернил или бессовестно оклеветал? Неужели какой-нибудь доброжелатель возвёл на него напраслину, наплёл жене невесть что, нашептал за его спиной, опорочил, можно сказать, осрамил – неужели?
– Видимся, редко, Вася, – безрадостно призналась жена капризным голосом.
– Зато каждая наша встреча – праздник! – с облегчением торжественно произнёс шофёр, успокоившись в мгновение ока – от сердца отлегло.
К подобным упрекам ему было не привыкать. В глубине души Колыванов понимал справедливую суть обид, однако что он мог изменить? Жизнь подчас диктует нам непреодолимые условия, любовь, со своей стороны, не в силах их превозмочь.