Странно, но Ариана никогда не разговаривала с матерью об отце. Словно его и не полагалось вовсе. По счастью, судьба избавила ее от злых соседских детей с их глупыми дразнилками: те немногочисленные дети, что жили в Кастаньеде, либо были совсем несмышленышами, либо уже вытянулись в посерьезневших подростков, которым не по возрасту было насмехаться над сопливой батардкой25.

С того времени Ариана из нескладной чумазой замарашки превратилась в молодую девушку, на которую заглядывались не только крестьянские юноши из окрестных деревень, но и расфранченные сынки богатых городских торговцев. Слегка вьющиеся темно-каштановые волосы, огромные серо-синие глаза на удлиненном лице, прямой и гордый нос – как у античных кариатид на храме Покровительницы, что с незапамятных времен возвышается в северной части Бордо. Особенно бросалась в глаза неестественно белая и гладкая, словно отполированная, кожа в мраморных прожилках вен. И взгляд – пристальный, немигающий, словно застывший. Из-за этого взгляда кое-кто за глаза называл Ариану змеей и даже брейшей26.

– Ариа-ана! Скорее иди домой! – снова прозвучал вдалеке сердитый голос матери.

Позавчера с самого утра знакомые и родственники жениха, взяв в руки палки, обвитые голубыми лентами, и приколов к камизам27 букетики полевых цветов, отправились по домам соседей и родственников зазывать их на свадьбу. Палки предназначались для отпугивания дворовых собак. Пусть уже мало кто держал злобных псов у дверей, но древняя традиция чтилась свято.

Первым делом посетили священника. Пройдя через маленькую боковую дверцу аббатской церкви Сент-Круа28, что на самой южной оконечности Бордо, прямо у городской стены, встретились в притворе с отцом Бернаром, чтобы договориться о дне и часе венчания. Церемонию назначили на завтра пополудни. А сегодня еще предстояло отвезти приданое в дом жениха. Еще одна старая традиция, которую нельзя нарушать.

– Ариана! Да где тебя черти носят?! Одну тебя все ждут!

Ариана нехотя покидала свое укрытие в кустах крыжовника. В последний раз он защищал ее от тревог назойливого мира. Прощай, милый крыжовник, прощай, молчаливый хранитель детских грез.

Мать, сердито уперев руки в бока, недовольно смотрела на нее:

– Где ты бродишь столько времени?! Быстрее собирайся, скоро стемнеет уже.

Пожилой погонщик, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял рядом с повозкой, украшенной гирляндами цветов. К передней части повозки было прикреплено веретено, обвитое голубой лентой, а на дне телеги лежал нехитрый скарб: набитый шерстью матрац, нательное белье и немного глиняной посуды, покрытой блестящей глазурью.

– Адишац29, дядюшка Эстрабу, – поприветствовала погонщика Ариана.

– Адишац, дочка, – улыбнулся тот в ответ.

Через пару минут тронулись в путь. Пыльная сельская дорога бежала вдоль монастырских виноградников и мельниц, мимо пустошей, заросших вереском и утесником, через шаткий деревянный мостик над мелководной речушкой Перлонг. Затем из-за деревьев Ариана увидела высокую каменную звонницу приходской церкви Сен-Николя-де-Грав. Они должны были венчаться в ней, но в последний момент Жанте вдрызг рассорился с местным кюре. Придется завтра ехать в город, в аббатство Сент-Круа. Не то чтобы дальний крюк, но уж очень неприятны все эти городские придирки…

Чуть в отдалении, из-за густых кустов акации, мрачной тенью вырастала темная черепичная крыша лепрозория. Жуткое место, даже собаки не бегают вблизи него. Казалось, будто сами стены здания, сложенные из грязно-белесого известняка, источали заразу и зловоние. Погонщик мулов, а вслед за ним и Ариана, поспешно перекрестились и отвернули взгляд.