– И он захватил тебя настолько, что ты забыла о завтраке?

– Да! То есть нет – не настолько. Но в нем много интересного. Я полистала его и сообразила, что у нас снова год брачных союзов.

– Надо же! – сказал барон. – Год брачных союзов. Что это такое, позволь спросить?

Фрау фон Тюбинген улыбнулась.

– Память в самом деле тебе потихоньку отказывает, Эберхард, – ответила она. – Врач сказал, что тебе следует пореже мыть голову. Я тебе уже несколько раз объясняла про год брачных союзов. Это выражение придумала моя бабушка. Каждый люструм[2] – бабушка всегда говорила «люстра» – у Тойпенов наступал год брачных союзов. – Она взяла с низенькой полочки на столе Готский альманах[3] и открыла его. – Этому календарю уже четыре года, но ничего страшного. Он дает отличный обзор. В тысяча семьсот девяносто пятом году в брак вступили четверо Тойпенов, в тысяча девятьсот десятом – трое, в тысяча восемьсот двадцать пятом году число официально зарегистрированных браков составляет семь, среди брачевавшихся дядя Ганс Карус, дядя Филипп и тетя Роза. К тысяча восемьсот сороковому страсти утихают: только две свадьбы, но в тысяча восемьсот пятьдесят пятом уже пять – в том числе и мы с тобой. В тысяча восемьсот семидесятом на фронте женится Феттер Эгон – на маленькой француженке из Нанси, она потом от него сбежала, кроме того, вступают в брак Траута Боргштедт и Ганс Карус Второй, а в новогоднюю ночь еще и сумасшедший семидесятиоднолетний Феттер Богумил из Ланген-Крузатца. Теперь пришла пора писать тысяча восемьсот восемьдесят пятый!

Баронесса победоносно посмотрела на супруга, кивающего в ответ.

– Да-да, – сказал он, – теперь я припоминаю, что ты неоднократно рассказывала мне о вашем знаменитом годе брачных союзов. В самом деле удивительно, что всякий раз выходило именно так.

Супруга захлопнула дневник и поставила на место ежегодник.

– Ничего удивительного, Эберхард, – возразила она. – Все было условлено заранее. Погоди, мы и в этом году свадьбу устроим!

– Как знать! – не согласился барон. – Тюбингены не так хорошо организованы, как Тойпены. Их люструмы твоей бабушки не волнуют.

– Посмотрим, в наших детях есть и тойпенская кровь!

– Господи помилуй, Элеонорушка! Уж не хочешь ли ты выдать замуж нашу Дикту? Она же совершенное дитя! Одна история с клубникой чего стоит! Очень показательно. Никаких признаков серьезного отношения к жизни!

– Оно придет. Я вышла замуж за молодого лейтенанта, серьезность в котором мне же и пришлось взращивать. Этому можно научиться. Я, собственно, не настаиваю на том, чтобы придерживаться бабушкиных правил. Пойдем же – нам пора завтракать! Про клубнику забудь. Бенедикта уже получила на орехи. Мисс Нелли мне тоже нравится больше старой воспитательницы с достоинством. Но маленькая Труда, Эберхард, только представь себе, спит в кожаных перчатках и накручивает волосы на бумажные папильотки, чтобы были кудри! Ты можешь такое вообразить?

– Нет, – с улыбкой ответил Тюбинген. – Хотя… некоторое кокетство в ней все-таки есть. Такому девушки учатся в пансионе. Я бы предпочел оставить Дикту дома.

– Я так и подумала, – сказала баронесса, поднимаясь. – Если ты что-то приказываешь, можно быть уверенным, что все случится наоборот. Ты помнишь, что сегодня должен вернуться Макс?

– Мне это даже приснилось. Я ужасно рад его приезду. Дай-то бог, чтобы в Африке он позабыл о всяких глупостях! Только бы папа не начал снова со своими планами по поводу Лангенпфуля![4]

– Обязательно начнет. Но я ему скажу, чтобы он не слишком выступал. Этот вариант тоже можно иметь в виду. Все-таки он не самый плохой. Пойдем!