Рядом с пустой кроватью Бенедикты почивала ее подружка Трудхен, казавшаяся поутру несколько менее симпатичной, чем при свете дня. Ее хорошенькое личико было покрыто миндальными отрубями, а темные локоны накручены на папильотки. Лежащие поверх одеяла руки скрывали длинные потертые замшевые перчатки. Девушка спала крепко и спокойно, приоткрыв рот. Бенедикта полагала, что Труда иногда храпит, как взрослый мужчина.

Она отскочила от окна, с улыбкой посмотрела на сопящую подругу, подкралась в своей длинной, до щиколоток, ночной рубашке к неплотно прикрытой двери в соседнюю комнату, прислушалась и осторожно открыла ее. В этой несколько более уютно обставленной спальне также царили сумерки. Перед туалетным столиком размещалась большая резиновая ванна – символ английской чистоплотности. На кровати под пологом из кретона в цветочек сном праведницы спала мисс Нелли Мильтон.

В этот момент в дверь осторожно постучали. Бенедикта с готовностью подскочила к ней и через щелку взяла из рук Ридеке ягоды клубники, лежащие на большом виноградном листе. Они были превосходными: темно-красные, овальные, сорта «Король Альберт фон Саксен», который так любил дедушка Тойпен, живо интересовавшийся садоводством в стремлении походить на Болингброка. Бенедикта выбрала самую большую ягоду, своего рода клубничный колосс, и юркнула с ней назад в кровать. Склонившись над Трудхен, она сунула клубнику в ее по-прежнему открытый рот, после чего быстро натянула одеяло до самого подбородка и усердно засопела, втайне ожидая результата учиненного безобразия. Долго притворяться ей не пришлось. Трудхен сначала запыхтела, потом захрипела, затем застонала и стала судорожно сглатывать – внезапно с диким воплем она вскочила с кровати.

– На помощь! Дикта, Нелли, на помощь! Я умираю, умираю!

В соседней комнате началась суета. Побледневшая от ужаса мисс Нелли ворвалась в спальню. Бенедикта взяла себя в руки и сделала удивленное лицо.

– For God’s sake![1] – воскликнула миниатюрная англичанка и уставилась на Трудхен так, будто увидела привидение. – Труди, что ты натворить?

Стоящая у туалетного столика Трудхен налила себе стакан воды и стала на все лады полоскать горло, размахивая при этом обеими руками.

– Не трогайте меня! – кричала она, сплевывая. – Мне нужно ее достать – я умираю – о боже, боже, боже! Постучите мне по спине, мисс Нелли, и ты тоже, Дикта, я проглотила летучую мышь! Дайте мне еще воды…

– Нет, молока! – возбужденно выпалила мисс Нелли. – Горячее молоко! – Она подскочила к колокольчику со шнурком и принялась звонить. – Молоко! Очень горячее! Оно убить животное!

Звонкий звук колокольчика поднял на ноги всех. В особняке стало шумно.

Тут испугалась и Бенедикта. На такое она не рассчитывала. Дело могло кончиться для нее домашним арестом.

– Да не кричи ты так, Трудель! – вмешалась она. – Нелли, ради бога, прекрати трезвонить! Это была всего лишь клубника.

– Нет! – проскрипела Трудхен и снова схватила стакан воды. – Я чувствую его – это все-таки был жук, он ползает в желудке, он хочет наружу!

– Принесите горячее молоко! – велела мисс Нелли через открытую дверь двум горничным, явившимся на зов. – Много горячее молока, ведь там…

– Ерунда! – перебила Бенедикта, которая тоже выбралась из кровати. – Это была просто шутка! Я засунула в рот Трудхен ягоду – вон остальные лежат! Не надо сходить с ума!

Дверь в спальню резко распахнулась, и вошла фрау фон Тюбинген, все еще в ночном чепце и широком шлафроке из выцветшего синего бархата.

– Ради бога, дети, – пробормотала она, – в чем дело?

Трудхен села на стул, плача и продолжая сглатывать. Бенедикта выглядела крайне расстроенной, а мисс Нелли удалилась в свою комнату. На вопрос никто не ответил.