– Почему это стало неожиданностью?

– Потому что до этого ее мама была довольно сдержанной. Она не хвалила меня, но и не критиковала. Отец моей жены, напротив, записался в мои приятели, – ему нравилось, несмотря на разницу в возрасте, вести себя так, как будто он мой ровесник. Он открыто восхищался тем, что я делаю карьеру, любил давать советы, вникал в интриги, у него были влиятельные знакомые, и он несколько раз предлагал помощь. Однако ему и в голову не приходило, что я неверен его дочери. Как только он узнал о том, что я изменял его дочери, и у меня несколько лет была любовница, он пришел в ярость. То, что я выслушал в тот день по телефону, в приличном обществе не повторишь. Я молчал, потому что, конечно, был виноват, но и не извинялся. Я ожидал, что если уж моя жена нашла в себе силы мириться с таким положением вещей, то ему и подавно не стоило вмешиваться в нашу жизнь.

Егор надолго замолчал, и Ангелина не прерывала его, понимая, что он подходит к, возможно, самой драматичной части своего рассказа.

Наконец, он оторвал взгляд от Босфора и перевел его на Ангелину.

– Ты, наверное, думаешь, – бедняга, на радаре только две метки «плохо» и «хуже». Работа, семья, – все прахом, – словно угадав ее мысли, сказал Егор.

– Да, примерно так, – ответила Ангелина.

– А на самом деле все было не так, – вдруг залихватски ответил Егор и улыбнулся по-мальчишески. – И, вообще, Ангелиночка, я, если не возражаешь, закончу рассказ о себе завтра. Иначе я не смогу убедить тебя снова прийти на свидание со мной. Я же видел, как сегодня смотрела твоя подруга, когда я ждал тебя.

– Нет, нет, тебе нет нужды превращаться в Шахерезаду, – я с удовольствием встречусь с тобой просто так.

Егор захохотал.

– Нет, Шахерезадой мне стать не по силам. Такая роль – только для женского ума.

– Восточного ума, – добавила Ангелина.

– А вот Стамбул, по-твоему, – Восток?

– Да, задал ты мне задачку, – улыбнулась Ангелина. – Особый город. Но думаю, что все-таки да, Восток.

– Тогда чтобы усилить интригу, скажу тебе, – Восток, получается, меня спас.

Солнце свалилось за горизонт, и небо враз накрыло Босфор темнотой.

Ангелина подгоняла стрелки часов, – еще никогда она не ждала свидания с таким нетерпением, даже в юности она не позволяла любопытству и темпераменту управлять своим настроением. Но история Егора не давала ей покоя именно потому, что она, видя Егора, знала ее благополучное окончание, – как за столь короткое время человек, потерявший все, не только стал на ноги заново, но и, очевидно, сумел обратить свои потери себе на пользу?

Он сказал ей, что остановился в одном из отелей на берегу Босфора, а Ангелина знала, что суточная стоимость таких апартаментов очень высока. Но даже не материальные атрибуты подтверждали благополучие Егора, а, скорее, его манера держаться и говорить, его уверенность и внутренняя сила, которая заставляла официантов чуть почтительнее себя вести, а случайных собеседников чуть внимательнее прислушиваться к тому, что он говорит.

Когда она поделилась своими наблюдениями с Алей, та сказала:

– Это называется харизма. Она или есть, или ее нет.

Ангелина спросила:

– И, по-твоему, она дается при рождении? Младенец с харизмой, младенец без харизмы. По-моему, Аля, это какая-то чушь.

– Ну что у тебя за несносная манера, Ангелина? Любую идею обсмеять, да еще с такой изощренностью, что просто нет слов.

– Хорошо, положим о младенцах это перебор, но все-таки, Аля, ты сказала это слово, а объяснить его не можешь, ведь так?

– Я не могу? – Задохнулась от возмущения Аля. – Да мне уже можно психологию в университете читать.