Гномы, эльфы и даже орки, если им хватало мозгов, постоянно натравливали людей то на одни, то на другие кланы, поглощая опустевшие территории. А люди, со свойственной им энергией, совали свой нос всюду, куда только можно было его сунуть. Всё осматривали, подсчитывали, записывали, примеряли обновку, так сказать.

И наконец, в один из таких рейдов отряд исследователей под прикрытием разъярённой солдатни неожиданно для себя обнаружил одну из гоблинских пещер. Увидев пере собой только перепуганных созданий, которые жались к стенкам и плакали от бессилия, они очень сильно удивились.

Особенно удивились солдаты, ведь весь их путь сюда они проделали с боями, встречая жестокое сопротивления везде, куда ни сунься. Один из них показал существам музыкальную шкатулку, может, ради забавы, может, просто хотел посмотреть, как они себя поведут, сейчас это уже не так важно.

Важно то, что именно тогда привыкшие к темноте глаза впервые увидели перед собой свет танца, точные движения, рисующие в воздухе картину чувств. Маленькие, потрёпанные временем и патиной фигурки своими нелепыми плясками, заворожили гоблинов, напомнили им их самих: такие же хрупкие, невзрачные и запертые в маленьком мирке.

Но танцующие и смотрящие друг на друга со страхом и награждённые вечной тусклой улыбкой.

Потом исследователь разобрал шкатулку, показал гоблинам её механизмы, и они увидели причудливый вальс металла. У них на глазах в изящной гармонии крутились в такт тонкие закономерности, и жёлтые глаза маленьких существ налились слезами.

Впервые гоблины приблизились к той призрачной грани, которая отделяет мыслящий кусок мяса от чуда жизни, коснулись её взглядами и не испугались переступить. Наконец они взглянули во что-то и увидели там себя. Несчастные дотронулись до механической души, а нашли отклик в своей собственной.

С тех пор они начали быстро меняться и, недоверчиво сначала, но тянуться к людям. Полюбили движение шестерёнок, оно стало для молодых гоблинов чем-то вроде маяка. У них появилось то, ради чего можно было жить, и тогда они начали творить.

Затем стали учиться у людей, переняли их язык, отринув навсегда свой старый грубый диалект, за исключением имён, и, в конце концов, за ними начисто закрепилась слава лучших мастеров механики во всей Империи. Никто, кроме них, не мог так тонко чувствовать причудливые формы, создаваемые вращением законов мироздания.

Позднее многие из имперских учёных мужей приходили к единому мнению, что гоблины верили твёрдо и чётко: их душа является зеркальным отражением всех мыслимых и немыслимых движимых форм. Другими словами, эти бесята всегда знали, как работает механизм, ибо точно так же на данный момент работала их психика.

Последним ощутимым толчком к их стремительной социальной революции стала химия. Оказалось, что крепкий алкоголь усиливает их умственную деятельность, хоть и распаляет стремление к разрушению. Конечно же, они стали пить, как бешеные, но работали при этом абсолютно на износ, создавая и совершенствуя себя, насколько у них хватало мощности.

От их религии сегодня почти ничего не осталось, разве что лишь презрение к собственной жизни. Именно поэтому они отдавали тому, чем они занимаются, все силы без остатка. Горя на работе, они создавали прекрасные, чудесные механические и химические соединения. Преуспели они и в создании эликсиров, влияющих на чувства, чистых лекарств, наркотиков и много-много другого.

Именно они изобрели и начали производить в империи порох. Фейерверки, ракеты, гранаты стали выходить из-под земли на рынки городов Империи. О том, каков был от этого результат в руках людей, догадаться не трудно.