Настроение у Вальдмана было поганое: хоть теперь дела с жаждой и были улажены, однако сам стрелок считал, что пиво всё же будет предпочтительнее воды. И голод, конечно же, всё ещё оставался вечным спутником холода. Вальдман думал о том, что можно вечно держаться на собственной живучести, но никто не гарантирует, что при этом не будешь ничего чувствовать.

В такие минуты даже вкус тухлой солонины покажется изысканным и утончённым, а «пушистый» хлеб достойным королевской кухни.

Вчера вечером, пока стрелок держал сюда свой путь, его хотели убить, не просто ограбить, а именно убить. Глупости, конечно, особенно, если исполнители предварительно прячутся в канаве на обочине, а затем бросаются в цель серебряными вилками, но тут ошибки быть не могло. Ведь в конце концов, потом они повыхватывали уже стальные ножи.

Видимо, цена всё ещё росла, вот ребята и решили попытать удачу. Правда, добыть трофей им не удалось, Вальдман обогатился ещё на десяток кровавых талеров, но что-то ему подсказывало, что теперь таких дурачков будет много.

И сейчас ему чертовски хотелось курить.

Ветер немного поутих, и теперь капли дождя ритмично барабанили о поля капеллины, как армия полоумных стальных кузнечиков. Наконец Вальдман наконец смог разглядеть на пути зачумлённый постоялый двор, окружённый для вида крохотным плетнём. Двор ничем не примечательный, кроме того, что именно он оставался последним приютом на Железном Тракте перед Каценбергом, единственным городом, заложенным в горах.

«Приют Дурака» возник сам по себе, уже никто не помнил, как давно, и получал свой небольшой доход от солдат и наёмников, идущих на север и обратно. Трактир, кузница, сарай, всё необходимое, ничего лишнего, дёшево и сердито. Само помещение тоже вполне обыденное: циновки, занозистые кровати, пышущие здоровьем клопы и помирающие на ходу дамы.

Однако здешнее пиво и мясо были относительно неплохи, даже вполне приличны. Как раз настолько, чтобы озверевшие посетители не разнесли здание по доскам и не смастерили из него для владельца здоровую такую виселицу.

Когда Вальдман подходил к трактиру, тот напоминал собой разъярённый улей. Он жужжал, шумел и звенел сталью, только из улья, обычно, вылетают пчёлы. А не топоры, ножи, кастеты и, особенно, истерично визжащие циркулярные пилы, пилы при этом послужили хорошим намёком.

Стрелок ухмыльнулся, он подумал о гоблинах, ему нравились гоблины, прогрессивные мелкие бесята. У них было своеобразное мышление и довольно скверный характер, но они всегда работали аккуратно и, если надо, становились крайне неболтливыми.

А ещё Вальдман подумал о той самой легенде, в которой рассказывалось, откуда взялись гоблины. Её в Империи, скорее всего, знал каждый, а школярам наверняка всё ещё преподают её в младших классах, с молодых ногтей.

Когда-то давно, ещё до становления Империи, гоблины жили в подземных кавернах у подножия Северных и Южных гор. Они мало что из себя представляли, жили отдельными кланами, почти беспомощными, и верили, что сами по себе являются неполноценными видом. Что высшим благом для них остаётся лишь влачить своё жалкое существование в мелких сырых норах, таскаться в обносках и орудовать каменными топорами.

Отчасти их можно было понять, по крайней мере, принцип никуда не высовываться. Орки частенько устраивали на них охоту и лакомились детьми, а гномы, по праву сильного, постоянно ломали хребты взрослым. Такой сборник правил, точнее, что-то наподобие религии, помогал им выживать, терпеть нужду, лишения и хоть как-то появляться на свет.

А потом, когда новообразованная Империя, покончив с внутренними дрязгами, начала своё расширение, и с её границ во все стороны поползли железные армии, ведя бесконечные воины, нелюдям стало резко не до гоблинов. Правда, в них не взыграло резко благородство, о нет, и они не объединись против людей. Многие, особенно гномы, старались использовали имперцев для разрешения своих внутренних конфликтов, заключали с ними альянсы и так далее.