***

Вальдман выбрался из башни на стену, волоча за собой два вяло сопротивляющихся стонущих тела. Глаза его тут же атаковало яркое предвечернее солнце, похоже, он провалялся без сознания гораздо дольше, чем рассчитывал. Однако вокруг не было ни выстрелов, ни звона стали, вообще никакого особого шума.

Оглядев деревянный помост, его обитателей и внутренний двор, стрелок пришёл к неутешительному выводу:

– Ага, похоже, тут все такие.

Неловкий момент – контузия. Пока она атакует незащищённый мозг, сознание жертвы пребывает в таком непонимании происходящего, какое не может позволить себе ни один дурман. Уши настойчиво отзванивают церковную обедню, а перед глазами пляшут немыслимые образы, картинки, формы, которые вызывают чудовищную головную боль.

Тело тем временем перестаёт контролировать мышцы и плюёт на инстинкты, просто отходя на второй план. Даже, если каким-то чудом ноги при этом отбиваются от стада и всё ещё несут на себе куда-то весь остальной бесполезный набор субпродуктов, то движения при этом становятся абсолютно случайны. Место, куда в очередной раз упадёт стопа, остаётся загадкой до самого финала.

Вот как раз сейчас нечто подобное и творилось вокруг. Одни орали, другие лили слёзы, третьих рвало от всей души, иные постоянно вздрагивал из-за приливов адреналина, а кто-то прямо на глазах Вальдмана навернулся со стены.

И над всем этим, как летний бриз над морской волной, вольно летал по кругу густой запах свежего дерьма.

Прямо под ногами стрелка один из людей пришёл в себя, он открыл глаза и серьёзно посмотрел на него. Затем у человека хватило сил слегка подняться, а потом даже заговорить. Из-за слоя сажи узнать его было трудно, однако голос был вполне знаком.

– Какого чёрта здесь произошло, вот что я хочу знать, – сказал человек.

– Пришлось действовать срочно, герр Штраух, – спокойно ответил стрелок, – Я потом всё объясню.

Через час, после того, как все наконец пришли в себя и последних раненых уволокли в тыл, отмывать от страха, двое командиров, верберд и несколько рыцарей сидели в кабинете Штрауха и тщательно обдумывали насущный вопрос.

– И что нам делать дальше?

– А чёрт его знает, – честно сказал Штраух, – Пока зеленокожие отступили, но у нас острая нехватка людей и боеприпасов. До следующей ночи нам точно не продержаться. Есть какие-нибудь соображения?

Почему-то сейчас Вальдман подумал о том, как Штраух после этого вопроса заранее готовится к потоку тупейших решений.

Но вместо гомона и шума предложений последовала гробовая тишина.

– Я понял, – спокойно откликнулся комендант.

– Если мы!…

– Сейчас не до глупой отваги, герр Шахт. – кондотьер, не меняя тона, прервал рыцаря.

Формально, Штраух был ниже по званию самого захудалого эсквайра каждого из орденов где-то на полголовы. Однако настало такое время, когда субординация уступает место опыту, и у коменданта его было хоть отбавляй.

– Можно попробовать использовать мешки с порохом, – выдал кто-то из дальних рядов, – Поджигать и бросать вниз, у нас ведь ещё остались.

– Правда тогда мы подожжём собственный частокол, – возразил Даэвин, – По нему, конечно, орки не полезут, но им и не придётся. Просто чуть-чуть подождать.

Н какое-то время в комнате снова воцарилась неловкая тишина.

– А если бросать достаточно далеко? – вновь спросил один из рыцарей.

– Им явно понравилась эта идея, с мешками, – шепнул на ухо Вальдману Грод.

– Конечно, – тихо ответил стрелок, – за стену-то, теперь, не больно хочется.

А рыцари тем временем спорили и переругивались, тактично выясняя, чей род древнее, чей орден сильнее и чей меч длиннее. Офицеры не отставали от них, выдвигая одно параллельное предложение за другим, однако в общем шуме совершенно никто не мог разобрать ни слова.