– Давид Темурович, – сумел вклиниться в поток слов Николай, – а расскажите про вчерашнюю операцию? Как прошла-то? Я хотел вечерком зайти, но поостерёгся к вам лезть, всё-таки с дамой, и получить утку на голову не хотелось.
– Почти шесть часов возились, – зам заведующего кафедрой отставил кружку и задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. – Трепанацию делали, сперва всё штатно шло, опухоль быстро нашли, удалили. Я уже хотел сворачиваться, а взгляд зацепился за один из участков, на удалении которых ты настаивал. И вот, понимаешь, клетки там были… не такие. Я даже не могу подобрать термина, чтобы описать, просто не такие. Мы дёрнули морфологов, провели срочную биопсию. И нашли. Раковые клетки, пока мало, но через пару месяцев приехал бы этот пациент к нам снова. Или не к нам, а совсем в другое, ещё более холодное место, – он глотнул остывший чай, собираясь с мыслями. Аспиранты сидели тихо, боясь сделать лишний вздох. – Но ему повезло, проблему мы удалили, вылечится. Он даже в себя быстро пришёл, через четыре часа начал что-то бормотать. Пока, конечно, в реанимации полежит, но есть все показания для того, чтобы восстановиться с минимальными последствиями.
– Какой живучий товарищ, – буркнул Коновалов.
Все согласно кивнули и уставились в свои кружки, думая каждый о своём.
Наконец, пироги были съедены, доли тех, кто не участвовал в посиделках, разложены по пакетам с намерением их отдать позже. Уборку в лаборантской хотели свалить на Коновалова, который не успел быстро придумать причину, почему он никак не может этим заняться, но Агата сжалилась над ним и предложила помощь, а Николаю не оставалось ничего, кроме как подключиться тоже. Давид Темурович взглянул на часы и поспешно засобирался на операцию.
– Вы б тоже шли в стационар, там окончательно отогреетесь, – он показал «палец вверх». – Нам ночью уже дали отопление, а здесь ещё дня три ждать такой милости.
– А в реанимацию можно будет заглянуть? – оживился Николай. – Ну, к тому, вчерашнему?
– Пока только через окошко, – покачал головой Давид Темурович. – Если будем наблюдать положительную динамику, то я вас пущу через пару дней.
Николай вздохнул, но, похоже, не в его правилах было долго унывать. Он встряхнулся и накинул халат, превращаясь из обычного подростка в подростка в халате. Давид Темурович не стал дожидаться аспирантов, он торопился на операцию, но велел задержаться в обед в ординаторской или сестринской. Никто так и не понял, зачем, но спорить не стали, Николай предложил взять с собой печенье на перекус, и зайти в буфет, если покажется мало.
Он пододвинул поближе пакет с пирогом, запустил руку в свой рюкзак и под восхищённые взгляды коллег жестом фокусника извлёк оттуда большую пачку кофейных зёрен. Коновалов почти прирос голодным взглядом к яркой шуршащей упаковке, и рассказал Агате, что растворимое безобразие, употребляемое остальными, вызывает у него исключительно желание обняться с белым другом. И на него сразу обрушился шквал вопросов о том, что это за друг и почему его надо обнимать.
Совместными усилиями разобравшись в тонкостях языка и закончив уборку, они вместе с великолепными дарами отчалили в стационар подкупать Галину и просить у неё ещё истории болезни.
Однако та оказалась неумолима и отправила Николая с Агатой собирать материал самостоятельно. В сестринской их встретила невысокая полная женщина в бело-голубой униформе с бейджиком, на котором Агата смогла прочитать только имя – Марина. Из-под шапочки выглядывали завитые «химией» кудри жуткого желтоватого оттенка некачественной краски «под блонд». Приветливое круглое лицо озарила улыбка, когда аспиранты попросились на обход.