Когда приятный женский голос из телефона Николая любезно произнёс: «Маршрут построен. Прямо, четыреста метров,» – они вздохнули с облегчением. Навигатор подсказывал, куда идти, временами прерывая импровизированную мини-лекцию об особенностях русского юмора и не только.

– Как это всё интересно! Я русский язык больше двадцати лет учу, но за один день с вами узнала больше, чем за все предыдущие года! Никола, вы потрясающий! – воскликнула Агата.

В глубине тёмной арки ей на долю секунды почудился торжествующий красноватый блеск в глубине раскосых глаз, но она списала мимолётное помешательство на игру неверного света из окон первых этажей. А когда они вышли в освещённый двор, она увидела, какой яркий румянец залил смуглые щёки.

Верный своему слову Николай действительно проводил Агату до квартиры. Он категорически отклонил предложение отправиться домой от подъезда, скептически оглядел лифт, Агату и демонстративно нажал на кнопку, довёл её до двери квартиры, удостоверился, что она переступила порог, и с улыбкой произнёс:

– Вот, теперь я пойду. И Дмитрию Сергеевичу отчитаться не стыдно. До завтра, фройляйн!

Агата неловко пригласила его зайти на чашку чая, погреться, но Николай вежливо отказался и направился обратно к лифту.

– Никола, постойте! Вы забыли шарф! – опомнилась Агата и поспешно выпуталась из длинной вязаной полоски.

– Не забыл, а собирался вам оставить, – хмыкнул Николай, оборачиваясь. – Можете завтра в нём прийти.

– Nicht, я не могу взять. На улице стало прохладно, а вам из-за меня теперь долго домой добираться! Мне ужасно неловок!

– Ох, ну, хорошо.

Николай забрал протянутую вещь и, попрощавшись, удалился. Закрывая дверь, Агата успела заметить, что он не спешил вызывать лифт и наблюдал за её действиями. «Sie sind das Kindermädchen,» – подумала она со смесью насмешки и приятного ощущения собственной важности. Агата подбежала к окну и помахала вслед удаляющейся фигурке в ярком шарфе.

Он поднял руку, будто затылком ощутил её взгляд, и исчез в арке.

Агата забежала в учебный корпус и безуспешно попыталась вытряхнуть хлопья мокрого снега из волос. В помещении они почти мгновенно растаяли, склеив волосы и превратив красивые кудри, на которые она потратила почти час утреннего времени, в неопрятно висящие сосульки.

Всё тело била мелкая дрожь, тонкое пальто и кашемировый свитер не смогли сдержать злой октябрьский ветер, вдоволь напившийся снего-дождевой влаги, и блузка стала влажной. Джинсы неприятно липли к ногам, а в ботильонах на небольшом каблучке и вовсе хлюпала вода из показавшейся на первый взгляд неглубокой лужи.

Скинув пальто, Агата с тоской оглядела себя в большое зеркало на стене гардероба: лицо и уши покраснели так, словно она их долго тёрла жёсткой губкой. Потрогав озябшие мочки, Агата поморщилась от боли: холодные серебряные серьги с замысловатым замком жгли нежное место прокола.

Она стянула с ног мокрую обувь и вытряхнула из пакета милые балетки на плоском ходу. Пальцы непроизвольно поджались, коснувшись холодной стельки, но натуральная кожа быстро впитывала тепло тела, через несколько минут стало комфортно.

Разумеется, насколько вообще могло быть комфортно в тонких нейлоновых колготках и влажных джинсах. Агата тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и поспешила на кафедру. Она пришла довольно рано и надеялась, что не придётся долго стоять под дверью. Но она не могла иначе: новое исследование будоражило воображение, хотелось продолжить его как можно скорее.

Дверь лаборантской на кафедре нейрохирургии была немного приоткрыта. Узкая полоска тёплого жёлтого света тянулась по полу, гостеприимно приглашая заглянуть на огонёк. Внутри ободряюще булькал чайник, шуршали пакеты и раздавались чьи-то шаги. Агата робко постучала и заглянула в кабинет.