Впервые в жизни я – в пещере, но, к счастью, не впервые – под землёй! Спасибо искусственным «пещерам» метро: оказавшись в настоящей, я не была сражена наповал и деморализована. А «соплеменники», кажется, даже поглядывали на меня с гордостью: вот какая стойкая и выдержанная ариечка!

Пещера оказалась огромной и в ширину, и в высоту. Её своды терялись в непроглядном мраке, а посередине изгибалась чистая, светлая от факельного огня река. То расширяясь, то сужаясь в каменной породе, она образовала небольшое озерцо в самой просторной части пещеры.

В пещере царил холод – как в леднике.

Мы осторожно двинулись по камням, справа от озерца по крепкому деревянному мостику перешли реку и углубились в более узкую часть пещеры. В свете факелов в прозрачной речной воде мелькнули некрупные рыбы, покрытые белой кожей вместо чешуи.

Ламы не переставали петь, но в пещере они делали это совсем тихо. Лишь эхо причудливо и таинственно подпевало нам, множа голоса.

В тёмном закутке пещеры у отвесной стены обнаружилась лестница. Самая обыкновенная металлическая лестница, по какой высотники залезают на заводские трубы. Откуда она здесь?! Вела она, между тем, в совершенно необыкновенный «тоннель». Узкая вертикальная шахта косо уходила вверх, насколько хватало света факелов.

Уверенно взявшись за холодный металл, ламы, что шли первыми, первыми полезли вверх. Остальные – за ними – каждый в свой черёд. Всё в тех же нарядных одеждах и шапках. Жаль, я не знала тогда сложного слова «фантасмагория», ибо зрелище было именно фантасмагорическим! Пение стало ещё более тихим и каким-то жалобным, и всё же светлая энергия не покидала нас.

Сколько по времени мы лезли – не знаю. Я считала ступени и впоследствии, помнится, даже передала их количество во время сеанса связи, но, едва передав, выкинула из головы цифру. Руки и ноги двигались спокойно, размеренно, лёгкий транс предотвращал и усталость, и панику от мысли, какой же глубины тот колодец, что остаётся под тобой.

Долго ли, коротко ли, наступил момент, когда мы увидели свет над головой. Карабкаться вверх по лестнице становилось, между тем, всё труднее. Впервые в жизни я поняла, что это за ощущение, когда тебе не хватает воздуха. Ну, то есть, как «впервые»? Был же ещё случай с остановкой сердца. Но тогда всё произошло стремительно, сразу началось отключение сознания, умирание. А тут – и не умираешь, и не дышишь как следует. А надо продолжать тащить своё тело всё выше… Бедный отец! Бедный Николай Иванович! Того и другого эти мучительные ощущения подстерегали и в обычной жизни на каждом шагу… Вверху и внизу я слышала тяжёлое прерывистое дыхание десятков людей. Весь колодец наполнился, как плеском воды, этим дыханием.

Тем не менее, мой наглый молодой организм и к этой ситуации как-то приспособился, я вскоре забыла о нехватке кислорода и перестала её замечать. К тому же, настал конец нескончаемому подъёму. В расширявшемся с каждым шагом проёме – свет дня, белая пелена тумана, и один за другим мы повылезали на покатый склон, покрытый снегом. Свет от снежной вершины, где мы оказались, – яркий, слепящий. Но ни солнца, ни неба над нами – один влажный туман. Сразу пробрало ледяным ветром и промозглым холодом. Хорошо, что вернувшееся медитативное состояние отчасти согревало изнутри.

Теперь мы стояли полукругом, с видом на покрытые снегом склоны и незнакомую долину внизу. Ламы распелись звонко и вольно. Мы купались в море энергии. Только немцы выглядели среди всего этого света серыми воронами: их не выталкивало из круга, но для Великих энергий они оставались непроницаемыми.