– Нет, – я закурил, ответив Коле.

– Он тоже служил на Бориске, – это был первый корабль, на который я пришёл служить в Гаджиево вместе с Колей, назывался «Борисоглебск», все подводные лодки нашего проекта носили названия городов. – Был командиром группы у меня, капитан-лейтенант.

– А, точно, – я вспомнил этого офицера.

– Он же уволился, когда расформировали экипаж и распихали остатки состава по другим экипажам, – Коля достал вторую сигарету, хотя может и не вторую за этот заход. – Они с женой открыли магазин детской одежды в Снежногорске, – это городок рядом с Гаджиево, в котором в основном жили те, кто работал на судоремонтном заводе «Нерпа», и я там тоже жил. – Хорошо устроился после военной службы, не напрягаясь. Так бы жил и жил.

– С ним что-то случилось? – я не совсем понимал.

– Ты не слышал? – впервые вступил в рассказ Дима.

– Соответственно нет, раз задал вопрос.

– Он разбился, – Дима уже не курил, но не торопился уходить.

– Не совсем так, – Коля щурился от дыма. – Они поссорились с женой, он пошёл в гараж пить. С кем-то они гудели до утра, потом он поехал в Снежногорск на своей машине. Когда возвращался, на подъезде к Гаджиево, в поворот не вошёл и вылетел в озеро. Он был настолько пьян, что не смог открыть дверь, все двери были заблокированы. И утонул. Жена осталась с двумя детьми.

– Вот тебе и хорошая машина, – Дима тоже щурился от дыма.

– Много военных погибает в мирное время, – это были слова, звучавшие после объявления на построении о каком-то очередном несчастном случае.

– Он же уже не был военным, – мне было его жалко, потому что смерть глупая и бестолковая случилась.

– За неделю до нашего выхода произошло, – мы с Колей одновременно докурили и затёрли окурки в чёрной металлической пепельнице.

С нами служил старший мичман, который пришёл на военную службу в Гаджиево в начале девяностых. Руслан. Он рассказывал, что в этом маленьком закрытом городе под названием Гаджиево, с населением около 12 тысяч человек, можно было встретить всю палитру человеческих пороков. На этой покрытой скалами и мхом небольшой территории творились такие вещи, от которых дыбом вставали волосы у людей из больших городов. Странно даже как-то, и слабо верится. Так всегда воспринимается неприглядная правда человеческой жизни. Чего стоит рассказ о старшине роты, который детей сажал на героин. Ну её, эту историю.

Обычно перед ужином по кораблю зачитывают новости, которые принимают снаружи по каналу связи. В этом походе новостей не было уже десятый день, радио молчало, никто не говорил почему. Было ощущение полной изоляции от внешнего мира. Мобильный телефон молчал, находясь в режиме «Полёт». Наш полёт проходил на глубине 150 метров, но даже сюда не проникали радиоволны. Как бы хотелось получить хотя бы одно сообщение, коротенькое, что-то вроде: «Привет. Ну как ты?» Даже такие простые слова могли согреть, донести частичку домашнего уюта. Знать, что тебя ждут. Мы все знали, что нас ждут, но подтверждение мыслей хотелось ощутить физически.

Жёны передали подарки ко дням рождениям тех, кто встретит их в походе. Эти подарки и были той самой частичкой тепла. Но не для всех. И не для меня, потому что день рождения зимой, а сейчас лето. Хотя вы и так помните, что сейчас лето, над нами постоянно светит солнце, купаясь в холодных волнах, безуспешно нагревая их, безуспешно ища нас где-то в ледяной толще. Знаете, как можно обнаружить подводную лодку? Реактор охлаждается забортной водой, поэтому за подводной лодкой остаётся тёплый след, который можно увидеть. Нас можно отследить по этому теплу, которое остаётся за кормой. Тепло наших жизней. Бред какой-то.