– Компрадор! – Орал краснорожий тип.

Он заткнулся, издалека завидев болтающегося Билла, и подозрительно уставился. Позже Билл узнал, что это тренировочный лагерь для профессиональных протестующих.

– Да, да. – Подкинул дядя с неторопливой усмешкой. – Я у себя демократию завёл.

Билл не знал, что сказать. Мардук посмотрел – мол, всё понятно?

Билл издалека увидел движение между тремя стволами прямых деревьев. Кроны их избавились от оперения, как подобает их породе, точно по расписанию – в ноябре, в дни великого листопада. Билл помнил, как робко любовался ими. Благородная и мрачная нагота лишь делала их похожими на стрелы или новомодное оружие. Потом деревья обзавелись снегом и долго были нарисованы на белом.

Теперь они были переполнены зелёной кровью июля и целились в голубое небо.

Его уверенность усилил запах, жестокий и дурманный, как начало войны.

Билл обозначил себя, чтобы не получить нежданного подарочка, и, продолжая натужно кашлять, подошёл с подветренной стороны.

Ас курил стоя. Между веток лежал длиннопалый пистолет, явно домашнего изготовления. У ног на земле горка листьев. Билл покосился на неё.

– Ты о чём-то думаешь, да?

– Привычка. – Извинился Ас и затянулся так, что сигарета в мгновенье ока прожила свою жизнь до самого фильтра.

Ас посмотрел на неё непонимающими глазами.

– Вроде твоей привычки прикрывать окурки листьями, будто это твои мысли.

– У тебя нет уважения к интимной жизни.

– Так это твоя интимная жизнь? Командир… нет слов.

Ас сделал рукой и плечом жест досады. Билл не отстал.

– Скажи Энкиду, он захоронит твои мысли… то есть, окурки, как подобает.

– Да, могильщик он грамотный.

Ас иронически смотрел на него. Билл почувствовал себя неуютно – ну, как сигарета. Ас снова заговорил, обращаясь к новой сигарете:

– Разве ты не чувствуешь себя владыкой мира, когда заводишь часы, большие круглые? Когда стрелки гоняешь по циферблату, распоряжаясь временем? Хотя и знаешь, что тебе оно неподвластно?

Билл слушал и понимал, что с ним происходит – именно потому, что понять не мог.

Гордый кровник на пробу оказался самозванцем.

Биллу, рождённому с душой большой, но расплывчатой, нетрудно было влезать в чужие шкуры – лишь бы не шкурки. Но он, чьё первое воспоминание связано с прыжками по дереву – мелькают блики света, и ветер изредка тоненько взвизгивает, – понимал, что командир, – первое воспоминание известно лишь полковому психиатру, – скроён иначе… замешан из другого теста… что судьба одну маску положила ему в колыбельку – рядом с маленьким хорошеньким пистолетиком.

Колыбелька командира – ха. Мысль хорошая, следует поделиться ею с Иннан.

И пошло, поехало.

День был посвящён грозе – Билл был весел. Второй утонул в светящихся серых облаках, ползших по холмам, в точности повторяя их очертания – Билл улыбался.

На третий солнце покинуло облака и возник в девятом часу шар света, и вся Эриду была объята им.

Билл помрачнел. Шанни, тихонько подойдя к нему, увидела – каменный. Она в который раз подивилась тому, как изменчивы настроения дяди и племянника. Одна разница – Мардук свирепел и даже луковицы жёстких серебряных волосков под кожей начинали у него топорщиться. Страшное что-то проявлялось в его дивном старом лице – благородство черт вступало в противоречие с тёмной основой, оттого казалось, что у него сквозь пергаментную древнюю и строгую маску пролезет сейчас какая-то личина.

А Билл – тот, как сказать… печалился. Живительный источник иссякал, и он делался беспросветным озером, затканным подлунными растениями.

И чудное дело: почему-то всем вокруг делалось не по себе. Точно Билл был водою из городского крана, и шипящая головка опустевшего смесителя приводила горожанина в отчаяние и трепет.