Шанни придвинулась и схватила его за руку. Билл не сопротивлялся, глядя, как она закатывает рукав его формы.

Молча она указала на светлое пятнышко, оставшееся на месте удара или пореза.

– Что… а?

– Ты выходил той ночью из Глобуса и что-то нашёл?

– Меня что-то нашло. И стукнуло вот по этой голове.

Они какое-то время пялились друг на друга. Билл не отряхивал задранный рукав.

– Значит, меня пометили.

– Да, и если это так…

Она подумала о них. Какие они были самовлюблённые покорители бесконечности и вещества, путешественники-одуванчики… обветренные лица с сердцами в виде кулаков.

Шанни лежала щекой на комышках земли. Она слышала, как сердце отсчитывает удары, с конца к началу, это не было больно.

Перевернулась и посмотрела на небо. Луна, окружённая звёздами, поместилась в окно небесного дома. Кто-то смотрел на них оттуда. Это, пожалуй, похуже похищения будет, сказала она себе.

Издалека и всё ближе слышался гул океана, будто начался потоп.

– А теперь… – Подумала она и услышала, как Билл что-то ответил.

– Когда мы вернёмся… – Кажется, так.

Видимо, она произнесла это вслух.

Лёжа, она видела свою светлую скрутившуюся от влаги и грязи золотую прядку, поделившую обзор.

В необъяснимом полусне, словно от великой усталости и в тоже время наслаждения полнотой жизни, чувствуя свою молодость, как молодость природы, Шанни-беглянка поняла, что Билл сопутствует её мыслям. Её это не удивило – ведь она летела с ним сквозь великую Явь.

Тьма и синева мира, белые кольца владыки Аншара, обман и правда – они всё это делили так долго, что теперь понимали мысли друг друга, как произнесённые слова и даже лучше – ведь на словах они часто врали.

– Да…

В забытье она любовалась краешком неба, побелевшего на западе перед закрытием занавеса. По небу бежал паучок, как по листу бумаги, на котором следует что-то написать.

Паучок куда-то исчез, и она, в беспричинном предчувствии по макушку, села. От леса, ныряя за деревьями, летел за синим огоньком беззвучный вертолёт.

Шанни закричала:

– Билл…

Он уже вскочил, потом рухнул на колено. Вращалось против часовой стрелки колесо….с неба спустилась сила незримая и различимая только по наитию.

Билл упал ничком и повернул к ней лицо. Он прошептал:

– Беги…

Потом Шанни ощутила, как её друг проваливается в сон, подобный смерти, столь ненавистной ему.

Шанни не стала раздумывать и последовала совету. По опушке скачками двигалось существо, которое некогда до обморока напугало её. Следом мчались знакомые фигурки патрульных.

Билла доставили в беззвучном вертолёте, как беззвучное бревно, и так аккуратно, точно он был из самого дорогого дерева.

Он увидел то, что видела Шанни – бегущего по листу бумаги паучка, и очнулся.

В нежилой комнате, похожей на старинную классную для богатых детей, было пусто. Пахло пылью, и окна полузадёрнуты. Шторы вымазаны сверху донизу – их явно использовали вместо утренних полотенец. Пахло безвременьем, мелом… трёхногий стул припал к паркету с выбитыми тайничками. В одном из них Билл увидел отломанный кусок пистолета – гарду и курок. Как водится, эту комнату некогда использовали для квартировки войск. Мятежники видели здесь сны о равенстве и братстве или «федеральные» дядины драконарии отгоняли в ночи призраков совести и сомнений, поди угадай.

Верёвки на теле Билла ослабили, пока он спал. Теперь, когда он очухался и задёргался, швартовка с него сползла.

Дверь не скрипела и вообще – только тень прошлась по солнцу, наполнявшему шторы. Солнце вечернее, так сказать, последнее письмо. Далеко уволокли его, к самому западу. Это не полуостров…

Билл не смог бы объяснить – но знал и без солнечного послания, что пятиугольная сцена, на которой у светлячковой рампы океана его предки разыграли первое представление – чтоб им было хорошо там, где они сейчас – что эта сцена осталась далеко за его спиной, а новый акт сыграют в балаганчике.