Многие художники воочию наблюдали пожар в Пентагоне. Мы составляли для суда диаграммы и жуткого вида интерактивные презентации последних мгновений жизни пассажиров на тех обреченных самолетах. Остались голосовые сообщения от офисных сотрудников, запертых в башнях-близнецах, которые проигрывали снова и снова, чтобы точно записать транскрипцию.

Отдел вернулся к нормальному восьмичасовому графику, когда я вышла на работу, но по-прежнему занимался чуть ли не одним PENTTBOM, включая суд над Закариасом Муссауи, подозреваемы в угоне самолета. Более трех тысяч изображений жертв атаки надо было оцифровать и отретушировать. Некоторые снимки были на дисках – их присылали полевые агенты, но имелись также тысячи бумажных копий, которые требовалось отсканировать. Наверняка где-то уже хранились их цифровые версии, но их невозможно было отыскать.

Если мы не могли найти снимок человека в онлайне, то сканировали бумажную копию. Обычно это уже была копия с копии, потому что оригиналы возвращали семьям. Приходилось мириться с тем, что у нас нет изображений получше, – никто не хотел, чтобы казалось, будто мы приложили недостаточно усилий, чтобы добиться максимального качества.

Мы часами сканировали и ретушировали фото, и, конечно, работа была страшно изматывающая. Нам доставались снимки с дней рождения, свадеб и выпускных – самые счастливые моменты в жизни человека. У нас имелся список, где говорилось, кто из людей на фото – жертва, ведь большинство снимков были групповыми, и приходилось следить за тем, кого из них выбирать. Зачастую лицо жертвы было обведено кружком. Но иногда мы получали фотографии, на которых кружка не имелось, и делали неутешительный вывод, что погибли все, кто там изображен.


Когда я не работала над PETTBOM, мне поручали составление брошюр, диаграмм и таймлайнов. Больше всего мне нравилось заниматься наглядными доказательствами – графической презентацией материалов дела для присяжных. Например, окровавленная перчатка является уликой. А масштабированная диаграмма окровавленной перчатки, лежащей возле забора, где О. Джей Симпсон якобы ее не бросал, – это наглядное доказательство [1].

Я вкладывала в эту работу все свои силы и активно изучала новостные журналы с их феноменальной графикой. До Интернета художники хранили физические коллекции фотографий и журнальных вырезок, которые использовали как референсы. Я тоже делала так и держала свою коллекцию в папке-скоросшивателе. Я всегда была перфекционисткой, и мне доставляло удовольствие решать сложные задачи, одновременно создавая визуально увлекательные изображения, приковывающие внимание.

Однако одно из негласных правил ФБР состояло в том, что презентации не должны выглядеть «слишком хорошо». В противном случае будет казаться, что у подсудимого нет ни малейшего шанса против глубоких карманов и неисчерпаемых ресурсов правительства. В суде идеальная презентация принесет скорее вред, чем пользу.

Также нам следовало избегать ярких цветов, особенно красного. Адвокаты защиты всегда возражали против демонстрации образцов с ярко-красными шрифтами – в первую очередь в делах об убийстве. «Слишком похоже на кровь» – так это объяснялось: мол, красный цвет исподволь напоминает о месте преступления.

Во время собеседования меня, помнится, спросили, боюсь ли я крови.

– Мы выезжаем на места преступлений, – предупредил Рон, – так что вы будете видеть ее часто.

– Я справлюсь, – ответила я и сделала паузу, не решаясь задать вопрос о трупах, – они там будут?

– Нет, обычно, когда мы приезжаем, трупы уже увозят в морг. Мы занимаемся, прежде всего, самим местом преступления, чтобы потом строить модели и делать презентации.