Блайт в нерешительности остановилась под возвышающимся портретом. Он представлял собой странное зрелище – красивое, но пугающее. Женщина стояла в водяном тумане, окруженная лисами, которые выглядывали из-под папоротников, их глаза отливали золотом в падавшем на портрет свете. Однако глаза Жизни были закрыты.

Блайт подошла на шаг ближе, изучая черты ее лица, нежность тонких пальцев, обхвативших ручку чаши. Она изучала каждую деталь этой женщины в поисках каких-либо признаков того, что она может быть Сигной, но не находила никакого сходства. Прищурившись, Блайт заметила, что по центру полотна шел длинный шов, который был едва заметен невооруженным глазом. И, присмотревшись, обнаружила, что это вовсе не шов, а край двери. Не медля ни секунды, она взялась за маленькую ручку, скрытую среди папоротников. Но прежде, чем успела повернуть ее, дверь распахнулась.

Блайт отшатнулась, едва успев уклониться от деревянного полотна. Мрачное присутствие Ариса заполнило коридор, когда он возник на пороге, скрестив руки на груди. Хотя его тело закрывало большую часть комнаты, Блайт удалось мельком увидеть яркий гобелен у себя над головой. Кажется, там было что-то еще. Гигантские красочные творения перемещались по веревкам, которые тянулись под потолком. Она смотрела мимо Ариса, пытаясь разглядеть их получше, но он вышел и закрыл за собой дверь.

– Ты здесь работаешь? – Блайт подошла ближе. – Чем ты занимаешься? – В ней росло глубокое любопытство, хотя, судя по надменно поджатым губам Ариса, он не собирался делиться подробностями.

– Сюда нельзя заходить, – последовал холодный, как лед, ответ. – У тебя есть собственные апартаменты. Возвращайся туда.

Блайт издала глубокий вздох, который вырвался откуда-то из глубины легких, не скрывая своего негодования.

– Ты неотесанный чурбан, если думаешь, что комнаты, которые ты мне отвел, можно назвать апартаментами. У меня такое чувство, будто я попала в экспедицию на север Арктики. Если тебе интересно, я бы никогда не выбрала такой медовый месяц.

– Мне все равно. – Он не прислонился к портрету, а держался так прямо, что Блайт впервые заметила в нем что-то нечеловеческое. – Не моя вина, что ты не в состоянии развести огонь.

Она вцепилась в подол платья.

– Твоя вина в том, что мне вообще приходится это делать.

– И что, по-твоему, я должен делать с… – Он замолчал и нахмурился, когда желудок Блайт выбрал именно этот момент, чтобы выразить свое недовольство по поводу отсутствия еды. Она вызывающе вздернула подбородок, не позволяя себе смущаться, потому что именно Арису стоило стыдиться того, что он довел ее до такого состояния.

Однако он продолжал смотреть на нее с совершенно обескураженным видом, и Блайт продолжила:

– Почему бы нам не обсудить это позже? Скажем, после ужина. Ты ведь ешь, не так ли?

Свет отступил от портрета, следуя за Арисом, когда он шагнул к ней.

– Конечно, я ем, несчастная девчонка.

Это была такая потрясающая новость, что Блайт захлопала в ладоши, не обратив внимания на оскорбление. В этот момент все его общение с ней воспринималось как ласка. Казалось, они будут обмениваться подобными колкостями всю жизнь, и она задавалась вопросом, что еще он однажды придумает.

– Замечательно. Что у нас на ужин?

– У нас? – Казалось, в его душе шла внутренняя борьба. О чем бы он ни размышлял, Блайт это не волновало.

Скрестив руки на груди, она ждала, пока он наконец прошипит сквозь зубы:

– Ужин не готов.

– Не готов? – Конечно, она ослышалась, ведь разве это могло быть правдой? – Несколько месяцев назад ты сказал мне, что оставил повара и дворецкого. – Хотя она прекрасно понимала, как глупо звучат ее слова, ноющий желудок отказывался терять надежду. В отчаянии она спросила: – Тогда что же, черт возьми, ты собирался есть?