Грандиозные планы носились в их головах, подпитываемые жаждой жизни, жаждой деятельности. Но нет! Ни шага более. Трагический случай лишил Илвиса этого будущего, – он ослеп. Оставшись наедине с талантом, посреди молодости, желаний и недавних надежд, Илвис думал, что, скорее всего, умрет. Но шло время, а смерть так и не приходила. Обладая стойким характером, преодолев страх, весь ужас своей трагедии, Илвис все же нашел в себе силы для жизни. Он был скульптор, не художник, и этот факт смягчал приговор. Задача казалась решенной. Он завел собаку, сам обучил ее нужным командам. Дни напролет посвящал себя любимому делу, интересовался современными мастерами и не замечал времени. Но скоро опомнился, тяжело разочаровался, замкнулся в себе. Илвис так же шутил, рассыпал остроумные мысли, спорил, но смех его изменился, звучал глухо и как будто бы отдельно от души. Еще немного помудрив над исправлением судьбы, измучившись от неудач, казалось, он тихо жил для того, чтобы так же тихо умереть.
– Представь… – Илвис откинулся на спинку кресла, сложил руки крест-накрест. – Недавно читаю в газете… – он намеренно сделал акцент на слове «читаю».
Несмотря на то, что Илвис был абсолютно слеп, чувство собственного достоинства в сочетании с памятью блестящего прошлого не давали ему опуститься до напоминания о своем непростом положении, поэтому он так же делал комплименты девушкам, одевался со вкусом и пользовался тем же набором слов, что и прежде.
Заретта не поправляла Илвиса: она все понимала, все чувствовала.
– Что же? – вежливо поинтересовалась она, разливая душистый чай по чашкам.
– Ограблен модный салон. – Илвис для большей убедительности вынул из внутреннего кармана пиджака аккуратно свернутую газету. – Что же украдено? – Голос его опять облачился загадочной интонацией.
– Интересно, – улыбнулась Заретта отрешенно: было заметно, что она не слушала.
– Можно было много чего украсть… А они? – Илвис, казалось, играл сам с собой: сам себя дразнил любопытством, сам себе задавал вопросы и отвечал на них. – Украли один манекен только! – Илвис беззвучно отпил чай из чашки, медленно опустив ее на блюдце. —…Один манекен… – повторил он. – Или вот еще… – продолжал Илвис, чуть помолчав, и пустился в пространное объяснение причин, побудивших молодого миллионера к покупке древнего замка. Затем последовали эмоциональный пересказ истории об одной уважаемой особе, что великодушно усыновила двоих несчастных детей, доклад о новых вышедших книгах и курсы мировых валют.
Заретта не могла слышать его: она думала о другом, поэтому эпатирующая пресса с пристрастными комментариями осталась без внимания.
Азраил вышел из дома. От ярких красок дня в глазах запрыгали цветные кольца. Вдруг что-то задержало его внимание в одной точке. Это была девушка. Копна шоколадных волос и обворожительная улыбка. Азраил невольно забылся. Воображение его, всегда взволнованное, нетерпеливое, начало прилаживать к образу незнакомки, потерянные ею крылья бабочки.
– Азраил! – позвала девушка, приблизившись к нему с недорисованными крыльями шоколадницы.
Азраил вздрогнул, воображение смущенно потупилось и отлетело.
– Азраил, ты не узнаешь меня? – Девушка улыбнулась.
– А-а-а. – Азраила будто бы что-то душило, что-то рвалось с языка, неведомое, тайное, совсем не подходившее для данной минуты. – Сола, – вымолвил он наконец, – я…
– Я вижу. Не совсем понимаю, но вижу. Впрочем, уже обычное дело. – Сола покачала головой. – Но вот что, – добавила она громко, – моя пьеса разрешена к постановке. Послезавтра приступаем к репетициям. Роли, конечно, уже разобраны: тебе, как ведущему актеру, Вальсам отвел одну из лучших, на мой взгляд. – Сола замялась: она хотела что-то добавить, но не решалась. Наконец она выговорила. – Вальсам ждет от меня режиссерского подвига: хочет, чтобы я вами руководила.