– Боишься сломать предательские крылья? – У этого механического голоса не могло быть смеха, но в сказанных словах угадывалась ирония.

И опять – плотная тишина. Долгая, пронзительная, и в ней – едва уловимый стук. Постепенно стук этот усиливался, нарастал, словно бы приближался. Однако он не посмел перебить темноту, и приблизившись, начал пропадать. Тихий, размеренный, он едва улавливался вновь. Еще одна вспышка света, искрящегося серебряного света, – тень взмыла вверх.

Все взгляды были устремлены на сцену. Сегодняшняя премьера привлекла в театр большое число зрителей: выступал один из лучших актеров современности, подававший, как считали многие заядлые театралы и критики, надежды бессмертным векам. Звали его Азраил. Хотя помимо Азраила в пьесе было задействовано много других актеров, к его игре относились с особым вниманием. Напряженное, оно скользило по залу.

– О тайный свет великого прозренья,

Я у тебя отмщения прошу.

О, покарай меня восхода промедленьем,

Чтобы одной минутой дольше я жизнь глотал,

И умер бы теперь,

Теперь, не в то мгновенье счастья,

Когда я смерть молил меня поцеловать!

Как мимолетна жизнь,

Как долговечен миг,

В котором, все не перестав дышать,

Я смерти жду!

Открытое лицо, выразительные глаза, тонкие, словно нарисованные брови, светлые волосы – все это придавало актеру некое сходство с фарфоровой куклой, добавляя неуловимой хрупкости.

– Искусство лгать есть истина немая!

Вся правда ложью обернется на словах.

Неправдой горд отшельник рая,

Но тот, кто правдой нем, не ада ль сын?

«Роль влюбленного дьявола, безусловно, близка мне, но кто приписал ему столько благородства, душевного подвига, столько страданий? Какое неистовое пламя жжет его душу. Ни один человек не способен выдержать подобного. И с чего я взял тогда, что эта роль мне подходит?» – мысленно рассуждал Азраил, произнося монолог.

– Вы звали нас, милорд? – Нарушил тишину механический голос.

– Вы нашли его? – раскатились в ответ сотни, тысячи голосов, целый хор голосов.

– Да, милорд… – покорно прозвучало в ответ.

– Так принесите же! – зловеще грянуло со всех сторон.

Равномерный стук, похожий на поспешные шаги, мгновенно удалился.

– Огня, огня… – стонало страшное эхо.

Именно от этого гулкого многоголосья, пробившего наконец плотную темноту, возник огонь. Оранжевым столбом взметнулось пламя, осветив душное пространство. Стены колодца были ярко-красного цвета. Бесконечная высота, протяженность вертикальных линий – и обжигающий свет. Распространяясь по четкой спирали, оранжевый огонь, чьи кольца походили на змеиные, поднимался по стенам колодца все выше и выше. Языки его пламени напоминали морды страшных существ. Они то и дело скалили зубы, рычали и лаяли друг на друга, выплевывая искры. Хищная пружина растягивалась, тянулась вверх, пока вдруг не остановилась. В том месте на стыке двух граней возник разлом. Мгновение – и он превратился в небольшой проход. Стены колодца, подобно податливому материалу, легко обогнули новое пространство, даже не обозначив углов. Через него на огненную лестницу въехал необычный экипаж. Он был похож на спешно сколоченный ящик, к которому приделали колеса. В ящике мертвым грузом лежало что-то завернутое в лоскут черной материи. За экипажем двигались две тени. Как только они ступили на огненную лестницу, проход в стене затянулся, и живой огонь продолжил свое восхождение. Послышался знакомый стук. Этот звук неизменно сопровождал полупрозрачные тени. Те перемещались по воздуху, и шагами его назвать было нельзя, так как ног эти тени не имели, да и стуком сердец тоже нельзя было назвать: вряд ли у теней могут быть сердца.