Бабушка говорила, будешь жрать сладу без конца – родишь ведьму. Дурная шутка, но сейчас Дашке казалось, это и правда возможно. Такой живот…
Бабушка никогда ничего не скрывала от Дашки. С самого раннего детства рассказывала о силе, о том, что нельзя хапать её, сколько хочется, ведь тут как с мороженым – можно и коробку сожрать, это ведь вкусно – но тогда обязательно заболеешь. Так и тут – можно и всю вокруг забрать, но лопнешь, ожиреешь или «родишь ведьму». Последнее Дашку пугало больше всего. Рожать ей не хотелось. Её вообще всё это пугало – слада, само слово «ведьма», возможность менять что-то вокруг себя, воздействовать на живых существ. Она не хотела всего этого. Она не хотела учиться, чтобы стать «самой сильной ведьмой» и схлестнуться с Орденом Чистоты, чтобы уничтожить его, стереть в пыль, развеять прах, чем бредила её мама. Да, мама… Служители Чистоты в её глазах были хуже маньяков. Все самые страшные истории, которые слышала Дашка, были связаны с ними. Именно матери Дашка пообещала, что если столкнётся лицом к лицу с любым Служителем, то развернётся и сбежит. Так далеко, как сможет. Не станет разговаривать и пытаться их понять. Не будет лелеять несбыточную надежду, что её пощадят.
С её мамой вообще было сложно жить.
Дашке десять, но она постоянно слышит, что нельзя никому верить, что мир чёрный, что только слада может как-то примирить с жалким земным существованием.
Ей всего двенадцать, но мама подробно объясняет, откуда берутся дети и что любви нет, есть только гормоны, которые однажды обязательно заставят Дашку вести себя как полоумная макака, ронять слюни при виде общипанных парней в несуразной одежде и верить тем, кому верить нельзя.
Ей тринадцать и даже никто не нравится, а мама покупает презервативы и советует менять партнёров как перчатки, чтобы ни в коем случае не привыкать к одному. Чтобы не зависеть от одного, ведь неизвестно, что за человек ей попадётся. Чтобы не считать парней чем-то важным, ведь нет ничего важнее ведьмы.
Ей четырнадцать и мама начала новую песню – нет, я ошиблась, ты никогда не сможешь пойти против Служителей, в тебе нет характера, нет стержня, нет силы воли. На что я надеялась?
Бабушка заступалась, но не очень активно. С мамой вообще было сложно спорить, один её тон словно перечеркивал все твои доводы, как бы тщательно ты их не подбирала. Нет! И всё. Ерунда! И можно больше не спрашивать.
Разве удивительно, что Дашка сбежала из дому, как только закончила школу? Поступила в техникум, нашла подработку и перестала отвечать на звонки, когда определялся мамин номер?
Разве удивительно, что она постаралась раз и навсегда вычеркнуть из жизни всё, что касалось ведьмы? Она постаралась убедить себя, что ничем не отличается от остальных девушек, что совершенно нормальная. Что все эти фантазии про ведьм только игра, в которую они часто играли с бабушкой, что от этой игры у мамы мозги съехали набекрень и только поэтому она пропала. Обиделась, что Дашка не захотела играть дальше и отправилась строить свои наполеоновские планы по уничтожению служителей в другие места.
Дашке так хотелось верить, что она сможет быть иной, обычной, забыть о сладе, как о болезни. Существуют же диабетики, которые живут без сахара – и ничего. Люди, которые живут без рук и ног, глухие и слепые. А она будет просто жить без силы, без возможности влиять на мир.
И получалось… Дашка почти сумела забыть. Её бабушка выбрала жизнь при монастыре, её мама пусть редко, но давала знать, что жива, и несколько лет прошли в дымке обыденности. Учёба, потом работа, простые радости и вера, что невозможного нет.