Дашке очень хотелось избавиться от боли. Если бы ей сказали – перестань чувствовать вообще, не только боль, но и радость, надежду, перестань чувствовать хоть что-то… она согласилась бы, не раздумывая. Будет ли радость и надежда, какая теперь разница? Главное, что не будет боли.

Каждую секунду Дашка заставляла себя не думать, а вместо этого делать что-то простое, вспоминать что-то забытое.

Например, хорошо бы вспомнить, что ты не в городе и выйти вечером на улицу.

Вот ты вышла, глубоко вздохнула. Оглядела двор с буйной зеленью, где на площадке всего три машины и один старый мотоцикл. Где на потрескавшемся асфальте детской рукой нарисованы классики.

И вот ты уже идёшь к реке, куда будто к ней тянет.

Небо как махровая синяя ткань, на которой сверкают звёзды, над водой пар, и каждый вдох полон травяной сладости.

Вскоре Дашка сидела у воды, обнимала колени и смотрела как от ровной поверхности поднимается парной туман. С каждым вздохом грудь словно становилась больше, дыхание удлинялось, казалось, минуты не хватит, чтобы набрать достаточно воздуха.

Даже дышать было больно.

Ей не хватало сил. Дурные мысли не оставляли в покое, аппетит пропал, сон не шёл. Волосы потускнели и обвисли, кожа чесалась и шелушилась. Необходимость поддержать себя в порядке, умываться, расчесываться и стирать одежду вызывала отвращение.

Чтобы хоть как-то продержаться, Дашка позволяла себе то, от чего когда-то рьяно отказывалась. Она использовала сладу – жизненную силу мира, которой могут управлять ведьмы. Прошлой ночью благодаря этому удалось выспаться, избавится от шума и не расчесать до крови запястья.

Ненадолго. К вечеру силы истончились и ушли в бездонную пропасть. Говорят, время лечит, но Дашка и подумать боялась, сколько времени потребуется, чтобы эта пропасть заполнилась. Возможно ли это вообще?

Не думать!

Придётся вспомнить, кто ты есть – как от этого сбежишь? – и снова немного поколдовать. К чему упрямиться и делать вид, что ты обычная, ведь Служителей это не волнует. Безобидная ведьма? Ведьма, которая старается забыть о собственной сути? О, такого не бывает! Все они просто твари, которые должны знать своё место, так ведь?

Боль снова скрутила нутро в кулаке. Каждый участок кожи вспыхнул от чесотки.

Нет, сама она не справится. Дашка закрыла глаза и прижалась лбом к коленям.

Звуки приглушились, словно весь мир стал отдаляться и исчезать.

На очередном вздохе это произошло. Вода наполнилась цветными огоньками… то есть не на самом деле, а в Дашкиных закрытых глазах.

Река засверкала и приобрела объём. Проникалась крошечными искорками. Теперь её было видно словно в трёх измерениях, и берега ничуть не мешали. В ней, как в трёхмерной графике, показался срез, обнажающий дно… течение, камни, слой тины и рыбу.

И вся эта мерцающая слада, как пар от воды, стала приподниматься, направляясь к ней. Вначале тонкими, потом всё более толстыми невидимыми нитями. Они, как щупальца, извивались и пульсировали, скручивались в жгуты и тянулись в Дашке, ползли к ней, словно в поисках цели.

Рыба, теряя цвет, замирала и опускалась на дно. Водоросли бледнели, сворачиваясь, словно ссыхались, сама вода теряла блеск.

Дашка глубоко дышала, не в силах остановиться, а мерцающая слада медленно подбиралась к ней, пока не окутала плотным коконом и не начала впитываться в кожу. Словно миллион легчайших нежнейших прикосновений, тепло, проникающее сквозь поры, пробирающееся всё глубже, заставляющее кости потрескивать, а плоть петь от энергии. «Я сильная, – словно шептали Дашкины губы, – я прекрасная, я настоящая. Я – вечная»…