dream of on Christmas Eve, what prayer
a crippled dog might whine before the shotgun.
I have no more sense of what is sacred
than a monk might have, sweeping the temple
floor, slow gestures of honor to the left,
the right. Maybe the leaf of grass tells us
what is worthwhile. Maybe it tells us nothing.
Perhaps a sacred moment is a photograph
you look at over and over again, the one
of you and her, hands lightly clasped like you
did before prayer became necessary, the one
with the sinking cathedral in Mexico City rising up
behind you and a limping man frozen in time
to the right of you, the moment when she touched
your bare arm for the first time, her fingers
like cool flashes of heaven.
Я не имею ни малейшего понятия, о чём священники
Мечтают в сочельник, какую молитву
Воет искалеченная собака перед выстрелом из ружья.
У меня больше нет чувства священного,
Которое может быть у монаха, который моет
Полы храма медленными, полными достоинства движениями, влево,
вправо. Может быть, лист травы расскажет нам,
что есть стоящего. Может быть, он ничего нам не расскажет.
Возможно, священный момент – это фотография,
на которую ты смотришь снова и снова, та,
Где запечатлены ты и она, и ваши руки сложены,
Так, как вы их складывали до того, как молитва стала необходимой; та,
На которой оседающий собор в Мехико, высится
За вашими спинами, и хромой человек, застывший во времени,
справа от вас; момент, когда она дотронулась
до твоей руки в первый раз, и её пальцы были
как холодные отблески рая.

«Остановленное мгновение» ставится поэтом выше храма, молитвы, выше монахов, «полных достоинства». Заметная аллитерация (S, T, F, H, R) как бы заставляет строки звучать как шёпот, как сокровенную молитву. Важно описание фотографии – и вот он, первый экфрасис, с которым мы сталкиваемся в нашей статье. Двое на фото изображены словно молящиеся, а в холоде её пальцев – «холодные отблески рая». Руки влюблённых сложены так, «как ты складывал их до того, как молитва стала необходима» – настоящему священному мгновению не нужны слова и не нужны молитвы. Здесь раскрывается важное для лирического героя – и, видимо, для поэта – свойство фотографии: она говорит без слов и выражает невыразимое. Не коррелирует ли это со словами Беньямина о том, что человек при помощи вспомогательных средств фотографии узнаёт об «оптически-бессознательном… так же, как о бессознательном в сфере своих побуждений он узнаёт посредством психоанализа». Фотография говорит и «действует», оживляя память – и порождает перформативный акт.

Ещё одно стихотворение, в котором в связи с фотографией поднимается тема прошлого – «Отпечатки» Джозефа Барчака.

Seeing photos
of ancestors
a century past
is like looking
at your own
fingerprints—
circles
and lines
you can’t
recognize
until someone else
with a stranger’s eye
looks close and says
that’s you.
Смотреть на фотографии
Предков
Вековой давности
Это словно смотреть
На свои собственные
Отпечатки пальцев —
Круги
И линии
Которые ты не можешь
Узнать
Пока кто-то другой
Чужими глазами
Не посмотрит на них внимательно и не скажет
Что это ты

Однако здесь фотографии из прошлого напрямую связаны с современностью: ведь в фотокарточках предков лирический герой видит самого себя. Тема связи поколений – ещё одна важнейшая тема для фотографического в поэзии. Пытаясь оставить след на карточке, которую теперь держит в руках герой, его предки словно вписали себя в его жизнь. Обращает на себя внимание неожиданно появляющийся образ странника-наблюдателя: именно он и замечает заветную связь, а вовсе не сам герой, т.е. акт действия словом (отождествления героя с его предками) происходит почему-то со стороны – и снова при непосредственном участии фотографии.