Глаза «Джоконды». Секреты «Моны Лизы» Альберто Анджела

Alberto Angela

GLI OCCHI DELLA GIOCONDA

Il genio di Leonardo raccontato da Monna Lisa

© 2016 Rizzoli Libri S.p.A. / Rizzoli, Milan

© 2018 Mondadori Libri S.p.A. / Rizzoli, Milan

All rights reserved

Published by arrangement with ELКOST International Literary Agency.

Book layout design by PEPE nymi


© В. А. Петров, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

* * *

Автор благодарит Карло Педретти, Россану Педретти и Маргариту Мелани за внимательную проверку текста. Он благодарит также Стефано Ре за помощь в подготовке текстов.


Карло Педретти

«Джоконда» как «Воспоминание детства»

Еще одна книга о «Джоконде» в безбрежном море трудов, посвященных Леонардо да Винчи?

Нет. Перед нами – та долгожданная книга, которая призвана дать ответы на все вопросы. Известный тележурналист ведет свой рассказ доступным для каждого языком, рассматривая культовое произведение во всех аспектах: историческом, научном и культурном. Его цель – найти ответы на многочисленные вопросы, которые по-прежнему вызывает последний шедевр Леонардо, на всех уровнях восприятия, у множества людей не только в Италии, но и во всем мире, независимо от их социальной принадлежности и уровня эрудиции, от крестьян до ученых: все хотят понять, почему эта картина размером всего 77×53 см продолжает оказывать такое влияние на современную культуру. В заключительной части книги Альберто Анджела рассказывает, кем на самом деле была Мона Лиза, ныне обитающая в Лувре, присоединяясь к высказанной мной точке зрения, которая остается неизменной; но не будем забегать вперед – всему свое время. Альберто Анджела предлагает читателю рассмотреть картину, приняв во внимание важнейшие эпизоды личной и творческой жизни ее автора. Это нужно не столько для выявления обстоятельств, которые, как нам кажется, могут – или в самом деле могут – подсказать, где именно Леонардо завершил работу над своим шедевром, сколько для того, чтобы узнать больше о его личности и найти необходимые ответы. Возможность этого подтверждается документом, который по какой-то причине еще не попал в поле зрения исследователей. Я хотел бы остановиться на нем, прежде чем высказывать прочие соображения. Этот печатный документ появился вскоре после смерти Леонардо: впервые я упомянул о нем еще в 1964 году, в издании реконструкции «Книги А» – утраченной тетради Леонардо, содержащей его записи на тему живописи (с. 35, примечание 11). Речь идет о сонетах Петрарки с комментариями Алессандро Веллуттелло, впервые опубликованных в 1534 году и выдержавших множество переизданий. Интересующее нас стихотворение звучит так:

Ее творя, какой прообраз вечный
Природа-Мать взяла за образец
В раю Идей? – чтоб знал земли жилец
Премудрой власть и за стезею Млечной.
Ее власы – не Нимфы ль быстротечной
Сеть струйная из золотых колец?
Чистейшее в ней бьется из сердец –
И гибну я от той красы сердечной.
В очах богинь игру святых лучей
Постигнет ли мечтательной догадкой
Не видевший живых ее очей?
Целит любовь иль ранит нас украдкой,
Изведал тот, кто сладкий, как ручей,
Знал смех ее, и вздох, и говор сладкий[1].

Поэт создает здесь поразительный образ Лауры, своей возлюбленной. Но не кажется ли нам, что Петрарка одновременно описывает Джоконду за два века до создания ее портрета? Конечно, это невозможно. Но обратимся к комментарию Веллуттелло, посвященному появлению в первой строке стихотворения слова «идея»[2]. Эрвин Панофски, величайший из современных историков искусства, не зная об использовании этого слова Петраркой, сделал его великолепным исследовательским инструментом и едва ли не главным термином в своих работах, посвященных искусству итальянского Возрождения, в частности произведений Леонардо – от «Тайной вечери» до «Джоконды». Не случайно один из его самых известных трудов носит название «Идея. К истории понятий в теории искусства прошлого» (1924). Позднее, переписываясь с Панофски, я узнал, что он отнесся к комментарию Веллуттелло с большим энтузиазмом.

«Согласно этой идее, – пишет Веллуттелло, – как считает Платон, изначально были созданы все образы вещей в божественном уме, ибо идея есть образ вещи, образующийся в нашем уме прежде, чем мы создаем ее: так, Леонардо Винчи, сотворяя образ Марии Девы, прежде чем взяться за работу, определил в уме размер, одежды и черты лица. Итак, этот образ и есть Идея, как ее называли греки». Этот умственный процесс обращения к Идее в платоновском смысле в случае с «Джокондой» подразумевает обращение на «склады памяти», как выразился наш современник, переводчик греческой лирики, автор необычных и крайне оригинальных суждений о Леонардо (см. мою статью 2006 года). Таким образом, в памяти Леонардо всплывали детские воспоминания, как показал Зигмунд Фрейд, чья книга с поразительной психоаналитической интерпретацией воспоминаний детства художника впервые вышла в 1910 году. Второе издание появилось в 1919 году, французский перевод Мари Бонапарт – в 1927-м, а итальянский, принадлежащий Эцио Лучерне, – в 1977-м. «Если прелестные детские головки, – говорит Фрейд, – были повторением его собственной детской личности, то улыбающиеся женщины были не чем иным, как повторением Катарины, его матери, и мы в таком случае начинаем предвидеть возможность, что его мать обладала загадочной улыбкой, которую он утерял и которая так его приковала, когда он нашел ее опять во флорентийской даме»[3], то есть Джоконде. Отметим, что похожее толкование предложил русский писатель Мережковский, автор захватывающего романа о Леонардо (1901), который до сих пор переиздается и пользуется популярностью. Но Фрейд указывает: «Мережковский… сочинил, однако, детство Леонардо, отклоняющееся в существенных чертах от нашего, созданного из фантазии о коршуне». И заключает: «…если бы сам Леонардо имел такую улыбку, то едва ли предание упустило бы познакомить нас с этим совпадением». Обстоятельное психологическое и психоаналитическое исследование Фрейда остается источником вдохновения для современных ученых, посвятивших себя изучению жизни и творчества Леонардо: достаточно вспомнить публикации Роберта Пейна (1978), Брэдли Коллинза (1997), Лучано Боттони (2002) и Джузеппе Форнари (2005). Леонардо повествует о пресловутом воспоминании детства в известной заметке, датируемой приблизительно 1505 годом, когда умер его отец, и оставленной на листке из «Атлантического кодекса» рядом с записями относительно полета птиц: «Я так подробно писал о коршуне потому, что он – моя судьба, ибо мне, в первом воспоминании моего детства, кажется, будто явился ко мне, находившемуся в колыбели, коршун, и открыл мне рот своим хвостом, и много раз хвостом этим бил внутри уст»[4]. Согласно Фрейду, это гомосексуальная фантазия, а хвост коршуна символизирует мужской член.

Дальше у Фрейда смелые интерпретации сменяются тонким и убедительным анализом поздних работ Леонардо, и, конечно же, он отмечает постоянное присутствие невыразимой улыбки: у святой Анны, Иоанна Крестителя, Леды, Вакха – «Аполлона, который с загадочной улыбкой, положивши одно на другое слишком полные бедра, смотрит на нас обворожительно-чувственным взглядом». И действительно, «в фигурах снова смесь мужского и женского, но уже не в смысле фантазии о коршуне, это прекрасные юноши, женственно нежные, с женственными формами; они не опускают взоров, а смотрят со скрытым торжеством, как будто бы знают о большом счастье, о котором надо молчать».

Если бы Фрейд знал об ангеле с лицом Леонардо – это обстоятельство выяснилось только в наши дни (см. тут), – том самом, о котором прекрасно написал Франческо Сарачино, он, несомненно, уделил бы ему большое внимание.

Введение

«Глаза Джоконды» – почему такое название?

Великая сила этого шедевра заключена во взгляде изображенной. Будь взгляд Джоконды таким, какой встречается на многих портретах, картина, возможно, не была бы настолько притягательной. Но, кроме того, этот взгляд способен рассказать многое о вселенной Леонардо. Как любое великое произведение искусства, «Джоконда» позволяет проникнуть в мир ее автора. Мы не сможем понять и оценить художественный шедевр, не узнав о жизни и личном опыте того, кто его создал, не изучив эпоху, в которую рождались творения, оказавшиеся бессмертными. Возьмем для примера Сикстинскую капеллу и собор Святого Петра, которым ранее мы посвятили две иллюстрированные книги. Восхищаясь росписями потолка Сикстинской капеллы и «Страшным судом» на ее алтарной стене, мы не можем не думать о пламенной натуре Микеланджело, о его неистовой манере письма, о его непростых отношениях с римскими папами. Точно так же, входя в собор Святого Петра, мы испытываем намного большее волнение, если вспоминаем о его тысячелетней истории – от безыскусной гробницы апостола Петра до нынешнего буйства мрамора, мозаик, живописи и скульптуры.

Но можно посмотреть на все и с противоположной стороны. Зададимся, к примеру, таким вопросом: о чем способно поведать нам произведение искусства? Разумеется, о многом: оно рассказывает о своем творце, о том, как и чему он учился, о его интересах, прочитанных им книгах, его отношениях с современниками… А еще – об эпохе, в которую он жил: о превратностях истории, технических достижениях или технологиях, к которым он имел доступ, политике и государственном управлении, экономике, повседневной жизни и многом другом.