– Ничего, ничего, -утешала потом меня мать. Она начала поднимать с пола разбросанные мною в порыве злости на саму себя книги и складывать на полку.– Если честно, я и не хотела, чтобы тебя касались эти сплетни, интриги. Это тревожное ожидание главной роли…

– Можно подумать, в другой профессии не бывает ни интриг, ни сплетен, ни зависти. Ага, особенно в женском коллективе! Про это снято так много сериалов. Везде все друг друга ненавидят. Для чего тогда я так много читала?

Я села прямо напротив проклятой книжной полки. Мать принялась смахивать пыль с моего компьютерного стола.

– Прекрати,– злилась я. Мне хотелось, чтобы меня утешали и говорили, что еще не поздно подготовиться к экзаменам.

– Чтение книг говорит не о твоем стремлении кем-то там стать, а о твоем желании быть в этой жизни развитым человеком, который способен поддержать разговор, быть всесторонним и интересным в любом обществе, в которое он попадет.

–Серьезный ответ. А с другой стороны, это один театр на весь город, не считая музыкального. И все бы непременно говорили : "Да это дочка Неведомой! Та, что блистала у Рощина. Наверняка, по блату устроили." Да- да, я прямо-таки слышу эти разговоры дам у портретов драматургов.

Мать направилась на кухню, чтобы разогреть любимый отцовский борщ. Со сметаной, зеленью, черным перцем, черным хлебом. Он стал меньше пить. А я, вспомнив все свои достоинства, задумалась о другом институте. Может, все-таки литературный? Я же писала стишки. Но стихи больше не пишутся. Так бывает сплошь и рядом: в детстве или юности пишут, а потом куда-то пропадает желание сидеть в углу с простым карандашом и тетрадкой в клеточку. И улетающая за горизонт рифма растворяется в сероватой дымке предрассветной тишины.

И, кажется, литературный есть в столице, но не у нас. Так, еще…Я гуманитарий. Что еще я люблю, кроме чтения и мужчин? Стать художником и выставлять свои шедевры в местной Картинной Галерее на улице Ополченцев? Родители Алеши, того самого детсадовского приятеля, возможно, помнят меня и помогут с подготовкой. Помогут изобразить в альбоме какой-нибудь нехитрый пейзаж. Нет, мне такой поворот совсем неинтересен. Я уставилась на пустую стену, где висел некогда портретик знаменитости, оторванный за ненадобностью Ларкой. Решено! И это решение заставило меня подпрыгнуть и заорать на всю комнату. Я стану журналистом и буду брать интервью у приезжих артистов! У звезд всех размеров и гонораров, от оперников до эстрадников. И все, читая мое имя на визитке, будут с замиранием сердца произносить:

–Это же дочь той самой Неведомой! Помните, она блистала в пьесе Рощина!

Я бежала по тротуару, заботливо прикрывая голову Ларки большим зонтом в новомодную клетку. Мы обе не поверили тучам, но я прихватила зонт на всякий пожарный. Не зря же я обладаю столь внушительной сумкой! А Ларка все норовила выскочить из-под моего зонта, и летние капли дождя не щадили ее коротких светлых волос.

– Ты со мной? Это будет весело, поверь, Ларка! В один ВУЗ! Вместе!

– Ну да .В коридоре будем здороваться и обсуждать планы на вечер,– быстро ответила подруга.

– Нет, если ты хочешь, то выбирай тв, мне ближе глянец. Я не хочу, чтобы мое лицо мелькало каждый день в семь вечера на шестом канале." А теперь о происшествиях нашего города. Все опять утонули."

Я засмеялась, а Ларка прибавила и без того быстрый шаг. Я закрыла зонт перед тяжелой дверью престижного старинного института.

– Я вообще не хочу мелькать. Понимаешь?

–Нет!

– Я не хочу быть журналистом. Это не мое,– сообщила Ларка в толпе абитуриентов и их родителей.

– Как? Мы же всегда были вместе. Читали одно и то же. Ходили ночевать по очереди друг к другу.