Когда Адольф Гитлер начинал, никто не мог подумать, что он станет одной из величайших исторических фигур этого века. Двое друзей, великий психолог и великий богослов, услышав его речи в первый раз, в один голос сказали, что этот сумасшедший никогда не сможет создать себе имя. Оба сошлись на этом мнении; один был экспертом в вопросах психологии, другой был экспертом в вопросах богословия. Психология и духовенство пришли к полному согласию.
Человек, который был теологом, в конце концов стал Папой Римским. К тому времени Адольф Гитлер стал самым могущественным человеком в мире. Однажды у Папы был в гостях его старый друг, психолог, и он напомнил ему: «Что ты скажешь теперь? Оба мы согласились, что этот человек никогда не сделает себе имени в мире политики; он был просто ненормальный. На кого он мог произвести впечатление в такой стране, как Германия, которая гордится своим умом и культурой, и гордится по праву? Это одна из самых высокоразвитых культур в мире. Кого мог одурачить этот маньяк? Вот к какому выводу мы пришли, но что ты скажешь теперь? Он стал знаменитым; его имя навсегда войдет в историю».
Папа посмотрел на психолога и сказал: «Да, я с этим согласился, но в то время я еще не был непогрешим!»
Неврастеники, идиоты, психопаты – они могут сделать себе имя, они могут стать большими политиками, могут быть самыми процветающими на свете людьми, могут быть знаменитыми. Требуется единственно немного сойти с ума в стремлении наверх – но ничего непостижимого тут нет.
Просветление непостижимо, и чем более ты пытаешься постичь его, тем более это невозможно. Нельзя схватить просветление и зажать в кулаке – чем крепче сжат кулак, тем хуже. Но можно держать его на открытой ладони; и это единственный способ касаться просветления. На открытой ладони поместится все небо, все звезды, все существование, но в сжатом кулаке ничего нет. Чем крепче кулак сжат, чем более он закрыт, тем менее возможно, чтобы в нем что-нибудь поместилось. Чтобы достичь просветления, ладонь должна быть открыта; и достигаешь ты его в расслаблении, в тишине, покоясь в глубине своего существа.
Так произошло с Лао-цзы. В течение многих лет он пытался понять и постичь, и ничего не случалось. В то утро он просто забыл об этом. Было так красиво, так солнечно, и все вокруг радовалось; что ему было до просветления? На какой-то момент он оставил эту амбицию. И по чистой случайности мертвый лист, который, должно быть, едва держался на ветви дерева, начал падать.
Лао-цзы наблюдал, как лист медленно кружится в воздухе. Он смотрел на него, он стал лишь наблюдателем; ничего не надо было делать. Он наблюдал за ним; он сознавал, как лист описывает круги, носимый нежным утренним ветерком. Как только лист приземлился на траву, что-то приземлилось и в Лао-цзы. Неожиданное ощущение: «Эврика!» Неожиданно – великий взрыв радости: «Ага!» Он стал танцевать… гусь был снаружи!
Когда гусь снаружи, что вам остается делать, кроме как танцевать, петь, смеяться?.. – смеяться над всей этой нелепостью: вы никогда не были в бутылке, вам только казалось, что вы в бутылке. И это верование было вашей единственной тюрьмой.
Ты говоришь:
…я чувствую, что мы должны спешить…
Куда же нам спешить? В твоем распоряжении целая вечность! Ты была всегда, ты есть, ты будешь всегда. Ничто никогда не теряется. Теперь это подтвержденный наукой факт: ничто никогда не разрушается. А если не разрушается материя, почему должно разрушаться сознание? Материя принадлежит самому грубому порядку существования. Если существование так высоко ценит грубую материю, неужели ты думаешь, что существование ценит ниже более высокое проявление? Высшее ценится выше! Если материя вечна и ее невозможно разрушить, не может быть разрушено и сознание. Это высшее выражение жизни; нет ничего выше него. Это самый Эверест жизни, вершина, выше которой нет ничего. Все существование стремится к этой вершине. Спешить некуда.