Она замерла чуть ли не на самом выезде с больничной территории, опустив руки. Ехать куда-то не было сил. Хотелось просто умереть, но Лера понимала, что мысль это плохая, потому что всё равно спасут, и будет только хуже. Поэтому она просто упёрлась взглядом в кроны деревьев, впав в какое-то странное оцепенение. Мыслей не было никаких, а её саму будто бы не видел никто, отчего девушка, пережившая очередную катастрофу, но не сумевшая с ней справиться, погружалась всё глубже в себя.

Лера не увидела въехавшую во двор больницы машину скорой помощи, не услышала скрипа тормозов, она просто смотрела на небо, на кроны деревьев, на облака и прощалась с этим миром, не надеясь уже выжить. Но вот подбросивший коллегу до больницы Сергей был иного мнения. Девушку он, разумеется, узнал, хотя сейчас она труп уже не напоминала. Разве что глаза… В прошлом старший лейтенант такие глаза видел не раз, поэтому сразу же понял, что испытывает Валерия. Имя её он знал из документов, вот только, что произошло – нет.

Судьба, казалось, хотела дать шанс им обоим. Ему – обрести смысл жизни в заботе о девушке, а ей – шанс всё-таки жить. Сергей, разумеется, об этом не думал, он просто поднял коляску вместе с удивительно лёгкой девушкой в машину, фиксируя её там специальными ремешками. Лера всё так же сидела, безучастно глядя куда-то вверх, и на внешние раздражители не реагировала. Рыкнув мотором, пожилой рафик развернулся, чтобы укатить из опустевшего больничного двора.

– Первая, третья, седьмая, восьмая, девятая, тринадцатая, двадцать девятая и психи3! Быстро на вызов! – сообщил висящий «матюгальник». – Поехали! Спецы4! Бегом!

Салон и кухня моментально опустели, в коридоре выстроилась очередь к окошку диспетчерской. Врачи получали карточки вызовов, а Сергей медленно двинулся к машине. На время отпуска Марьи Фёдоровны, к нему переселили педиатрическую бригаду, правда номер менять не стали, поэтому доктору Альперовичу и его верной фельдшерице Свете по прозвищу Малыш предстояло привыкать к новому номеру.

Усевшись за руль, Сергей оставил дверь открытой, прислушиваясь к разговорам врачей, уже получивших карточки вызовов и выходящих во двор. Он здесь знал уже каждого, да и его знали и уважали как молодого, но классного водителя. Ездить с педиатрией Сергею неожиданно понравилось, тёплая какая-то оказалась бригада, хоть и не без своих нюансов.

– На что едешь? – поинтересовался у Альперовича Васька из девятой. Несмотря на свои почти тридцать, он так и остался для всей подстанции просто Васькой. Его отчество, наверное, только Гром и знал, ну, или начмед, которой это было положено по должности. Громом называли начальника подстанции, причём все, ибо голос у него был, по мнению Сергея, похож по громкости на танковый дизель.

– Девица, четырнадцать лет, плохо, – пояснил доктор. – Вот интересно, когда нули начнут выяснять, что именно болит?

Нулями в скорой называли диспетчеров, принимавших звонки граждан. Почему так, Сергей не знал, улыбнувшись возмущению в голосе «своего» доктора. В салоне хихикнула фельдшер, тоже подслушивавшая. Светочка по прозвищу Малыш была фельдшером педиатрической бригады и всеобщей любимицей, несмотря на острый язычок. Русская красавица росточком Сергею по подмышку и весом с ящик для медикаментов обладала какой-то дикой интуицией, буквально чувствуя малышей. А интуиция на скорой – она на вес золота. Она везде на вес золота, это старлей знал, как никто другой.

– Никогда, даже не надейся, – хмыкнул догнавший педиатра тёзка из психиатрической бригады. – Я там Малышу колбасы заначил, а то маленькая она у тебя.