– Ну да!

– Так вот Василий Степанович, – дальше гнул свою линию Мельников, – я, как твой работодатель, оправляю тебя с собой в командировку в Ханты-Мансийск. В командировку творческую и деловую.

– В смысле, в творческую и деловую? Не понял.

– Там и поймёшь.

– А знаешь, Виктор Яковлевич, я ведь раньше ходил на щуку, когда ещё пацаном был.

Мельников и Цибаркин пробирались сквозь таёжный бурелом к заветной заводи на Большом Югане, левом притоке сибирской реки Обь. Небо к тому времени затянуло плотными тучами, и путники оказались под неприятным моросящим дождём.

Мельников ещё во времена бурной молодости, когда после института лишь только приступил к трудовой деятельности на таёжных нефтепромыслах, приметил здесь на Югане богатое рыбой место. С тех пор он при каждом удобном случае приезжал в эти заповедные края и отдыхал душой и телом от тяжёлого труда нефтяника. А когда по рекомендации тогдашнего райкома пошёл по комсомольской линии и затем в начале девяностых после заката комсомола занялся бизнесом, приезжал проветрить мозги и успокоить нервы.

– Да разве у вас под Тюменью щука? Подрасти не успеет, как вы её всем городским скопом вылавливаете. Был я как-то в ваших местах на рыбалке, на Пышме, одни карандаши* за блесну цеплялись.

(* – имеются ввиду мелкие щурята размером чуть большим канцелярского карандаша)

– Спорить не буду, Виктор Яковлевич, но твою юганскую щуку я ещё не видел.

– Увидишь, Степаныч, увидишь и щуку юганскую, и просторы гигантские.

Обогнув лесное унылое болотце, они устроили привал на небольшой полянке, что раскинулась на горке между рыжестволых сосен. Дождик к тому времени прекратился, но желанное солнце всё ещё пряталось за тучами.

– Не понятно, что ты задумал Виктор Яковлевич? – не умолчал Цибаркин по поводу их поклажи. – Мне эту видеокамеру зачем-то вручил, сам же ноутбук непонятно для чего прёшь с собой, и коробка эта, что в рюкзаке, явно не для улова предназначена.

– Увидишь Степаныч для чего коробка, и ноутбук, и видеокамера, всему своё время, – не стал Мельников раскрывать секрет своей задумки.

У пологого пригорка, что на берегу речной заводи, они вышли к необычной избушке в прямом смысле, к избушке «на курьих ножках» – бревенчатый домик, возведённый по хантыйской традиции на развесистых ветвях векового кедра.

– Ого! – не смог сдержать восторга Цибаркин, – у тебя здесь целое Лукоморье как в сказке Пушкина, разве что русалки не хватает.

– Здесь всё как в сказке, друг! Я здесь душой отдыхаю, реабилитацию, так сказать, прохожу. Вот перекусим с дороги, и «щуку-русалку» изловим. Ты таких не видывал, я уверяю.

– Ну, ну! Не говори «хоп»!

Наверх в домик поднялись по приставной лестнице, припрятанной от постороннего глаза рядом в зарослях густого кустарника. Избушка состояла из небольшой открытой веранды-балкончика и жилой комнаты с топчаном и прикроватной тумбочкой, с маленькой печуркой, по форме, напоминающей русскую печь.

– Ого! – не смог вновь удержать восторга Цибаркин. – Действительно как в сказке, даже печка как настоящая. А почему камин не установил?

– Камин, это баловство друг мой, годится лишь для тёплой Европы. А в наших широтах без проверенной веками русской печи зиму не пережить. Вот загляни в топку, чем тебе не камин. Зато за счёт конструкции и объёма печь в отличии от буржуйского камина становится отличным аккумулятором тепла.

– А ведь это и есть то самое Лукоморье, Степаныч, о котором Арина Родионовна маленькому Саше Пушкину рассказывала, – продолжил Мельников, когда Цибаркин с неподдельным любопытством осмотрел оригинальную конструкцию печи, – многие из рода Пушкиных ещё при царе-батюшке служили и даже отбывали ссылки в этих местах, вот их рассказы и трансформировались в сказки легендарной няни. Ну а Александр Сергеевич уже нафантазировал, как мог. Гений как-никак!