Вовремя!

Он ухватил обрывок шуточки и быстрый смешок новенькой:

– Уговорили, буду называть вас просто Джоном!

Сноп света пробил грязь оконного стекла, ударил в глаза.

Когда солнце успело выйти? Ведь только что по лужам бежал.

В сияющей пыли спиной к Эрику вибрировал длинный женский силуэт, стараясь не опрокинуться под тяжестью рыжей копны волос. Ее грива, как гигантская головка калифорнийского мака, светилась в луче, и оранжевые брызги расцвечивали все темные углы, и Эрик впервые увидел, что стены замызганы и им нужна свежая покраска, а пол усыпан кипами бумаг от обработанных ненужных графиков. Когда вообще тут убирали?

Эрик не сразу углядел Джона – алая рубашонка завлаба слилась с кровавой обивкой его офисного кресла. Кольнуло под ложечкой: это чудо на колесиках не просто офисное кресло последней модели, а мечта-привет из счастливого будущего Джона, где не будет ни Эрика, ни этих обшарпанных стен, ни жирной пыли, сквозь которую бьет сейчас такое рыжее солнце.

Рубаха праздничная, доволен, ничего сейчас охоложу его.

Завлаб, наверное, учуял напряжение в глазах Эрика и заерзал в седле своего комфортного будущего:

– Аня, знакомься, Эрик Вайс, аспирант последнего года и хозяин палубы нашего лайнера, он введет тебя в курс дела. Проводник по новому миру, так сказать.

Как в замедленной сьемке, девушка начала поворот к нему, оторвав пятки и прокрутив себя на носочках плоских балеток, рука округло поплыла ему навстречу, а большой клоунский рот растянулся в улыбке.

Давно мне так не радовались.

Эрик отпрянул, уперся спиной о дверной косяк и напряг плечи, ноги вдавил в пол, а тело привычно выгнул дугой, скрестил руки и спрятал ладони в подмышки. Застыл, молчал.

Рыжие брови Ани сошлись домиком, на носу проступили веснушки – она вздумала отзеркалить его отскок – шмяк задницей об угол стола и проехалась по стальной окантовке, и упала бы, но Эрик нырнул как за теннисной подачей и подхватил ее под ребра, и не успел додумать, что слишком уж худа, как она отпихнула его и выпрямилась.

– Прости.

– Все норм, спасибо.

– Ого, Эрик уже спас тебя! Один ноль!

Джон хохотнул и плюхнулся обратно в кресло, откуда хотел было вырваться ей на помощь. Аня оглянулась на Джона, помедлила, потом взглянула на Эрика и подмигнула. Его вдруг отпустило напряжение последней недели, и он неожиданно для себя засмеялся и уже было захотел выпалить: «Добро пожаловать на борт, Клоунесса!», но на его смех-клекот в офис заглянули два неразлучных ординатора Шломо и Хасан. Когда завлаб знакомил их с Аней, поляк Шломо ввернул русское «привьет, на здоровье». А эквадорец Хасан начал с комплимента, в котором длинно поведал, как его бабушка красит волосы хной, и вконец запутался.

Ну, сейчас что-то будет – новенькая обвинит Хасана в сексизме, а их всех еще черт знает в чем. Но Клоунесса ладонью убрала прядь со лба и, кривляясь, пропела: «Это мой натуральный цвет», а когда никто не засмеялся, пояснила, что это цитата, великий русский фильм, ничего, я вас всех тут образую.

– Все! Вперед, экскурсия по лабе!

Джон откатил кресло, грузно поднялся и заковылял к двери, выманивая их за собой, и в коридоре принялся тыкать в двери всех помещений своей лабы, давая Ане возможность восхититься, как он тут все отлично устроил.

Прошли в комнату для экспериментов, и Джон затрещал о том, как ловко они тут с Эриком собрали экспериментальную установку – соединяли и подгоняли, как разнокалиберные кирпичики LEGO, усилители, осциллографы, блоки стимуляции – и как радовались первому успешному опыту на нейронах энграмм памяти в срезах гиппокампа.