Таким образом, мой поиск психотехник начался с медитации и буддизма. Но поскольку я хотел оставаться свободным от той или иной религиозной конфессии, то взял на себя смелость перевести на психологический язык методы, применяемые в буддизме. Однако понятие «медитация» является недостаточно точным, не объясняющим психические механизмы, протекающие в ней. Даже историческое происхождение слова «медитация» возникает от латинского слова «meditatio», которое обозначает форму размышления и обдумывания священных текстов в рамках христианской традиции. Естественно, что подобное определение медитации не могло удовлетворять мои психологические изыскания. В самом буддизме используются другие понятия, такие как «смрити», «дхьяна», «шаматха», «випассана», «бхавана» и другие. Главным их качеством является то, что человек погружается в другое состояние сознания, характеризующееся глубокой созерцательностью, направленной на какие-либо явления сознания, либо на само восприятие ума.

Буддийская медитация заложила основу для моих дальнейших поисков и практики. И теперь меня интересовало то, как наука понимает медитацию. Однажды я прочитал одну занимательную научную статью, в которой сравнивались медитативные и гипнотические состояния. И в этот момент у меня стала вырисовываться очертания картины, в которой возможен вариант сведения медитации и гипноза с точки зрения психофизиологии.

С точки зрения психофизиологии медитация лишь форма самогипнотизации или самоусыпления, поскольку во время неё в коре головного мозга происходят тормозные процессы, а также изменяются ритмы электрической активности мозга. Психическое содержание, облачённое в мысли, образы, чувства, протекающее во время медитации, подобно фабулами внушения и самовнушения. В буддийской практике я наблюдал внушение в виде установок во время медитации на определенное божество, с которым медитирующий может себя идентифицировать, в чтении мантр (молитв) или в конкретных целях, которые ставятся монахами заранее. Внушение чаще всего рассматривается как воздействие одного человека на другого. Но и буддийская медитация производится коллективно в рамках культурной традиции, со стороны ведущего медитацию, учителем или настоятелем монастыря, поддерживающим религиозную службу и в целом традицию. По этой причине медитацию можно рассматривать как форму и гипноза и внушения.

Если гипнозу я отводил физиологическую роль, то внушению ‒ психологическую и культурную. Однако внушение несколько не точно отражает ситуацию в медитативной практике, поскольку она строится на самостоятельном добровольном выборе и решении ей заниматься. И я заменил термин «внушение» на «суггестия». В результате я остановился на названии «гипносуггестивные техники». Таким образом, «гипноз» и «суггестия» ‒ это два условия, при которых работает явление, которое я применял в медитативной практике. Наличие гипноза является условием, дающим континуумом состояний от релаксации до глубокого сна. Условие суггестии определяет разное содержание информации, которое может быть весьма вариативно в своем количестве и качестве. Именно степень погружения в состояние гипноза определяет скорость, объем и глубину обработки информации. Эффективность влияния психического содержания во время суггестии пропорциональна глубине расслабления и снижения мозговой активности. И поскольку большинство психических проблем являются результатом напряжения, возникающего от привычек ума, то тормозные процессы коры в момент гипнотизации вызывают расслабляющий и психотерапевтический результат.