Но это не сон.

Она снова посмотрела в иллюминатор – солнце легло на гребни гор и расслоилось в линиях перистых облаков. Свет стал темно-оранжевым и красное зарево заката окрасило горизонт. Это точно не сон. Она на какой-то планете.

В каюте стало темно. Единственный источник света собирался спрятаться за планетой, а в катере по-прежнему ничего не работало.

Между кухонной и санитарной зонами находился круглый лючёк, открывающий доступ в «холодные» отсеки корабля: грузовой, инженерный и системный. В инженерном находился двигатель, в системном энергетические элементы. Залазить в нейтрино никакого желания не было: если двигатель вышел из строя, ей всё равное его не починить. Она неплохо разбиралась в электронике, программном коде, но тяжелая физика вызывала лишь почтительное уважение и желание держаться подальше. Поэтому она первым делом открыла «системный» отсек. Уж в батарейках она знает толк.

По сути «системный» отсек, представлял собой укрытый за переборками большой шкаф, разделенный на две части: слева рядами по три штуки размещались длинные и толстые элементы питания, всего шесть единиц; справа располагался аппарат механической выработки энергии, по старинке называемый «динамо». В случае необходимости, используя ручной блочный привод можно было подать энергию на батареи и немного их подзарядить. Штука, по общепринятому мнению, абсолютно бесполезная – в случае выхода из строя двигателя, элементы питания расходуют энергию так быстро, что никакими «педалями» не наполнить их до уровня, достаточного для поддержания жизнеспособности корабля. В космосе, с помощью, этой допотопной машины можно было разве что лампочки разжечь. Ходили, конечно, байки о том, как однажды Лютер Хай, застрял с потухшим двигателем на орбите Марса, и с помощью «динамо» смог, потихоньку подзаряжая батареи, добраться до старой заправочной станции на Фобосе. Для этого экстремального путешествия потребовалось двенадцать суток, в течении которых Лютер неустанно крутил педали, сам полностью упакованный в скафандр, чтобы не замерзнуть, так как остальные системы, в том числе жизнеобеспечения, ему пришлось отключить. История эта, тем более похожа на легенду, что сам Лютер Хай ничего не мог сказать в защиту выдвинутой теории, потому что находясь на грани смерти в открытом космосе, изолированный от всего мира, потерял рассудок, и когда его, трепыхающегося как рыба на берегу, выволокли из корабля, всё что он мог пояснить сводилось к трем словам – «Мама, я жив…». И это было его единственное выражение на всю оставшуюся жизнь, которую он беспечно провел в лечебнице имени Леонова в Красен-сити. Предположение о чудесном спасении с помощью «динамо» уже додумали специалисты по безопасности полетов, которым, наверняка, заплатили немалые деньги разработчики этого бесполезного хлама, чтобы продолжать поставки флоту. Лютер Хай умер лет тридцать назад, и с тех пор, за все это время, «чудо-машина» ни разу не пригодилась.

Когда Акси открывала дверь «системного» отсека, она и думать не думала о том, что кроме батарей здесь есть еще что-то. Поэтому в первую очередь занялась осмотром элементов питания.

С первого взгляда стало понятно, что с батареями что-то не так. Пять элементов из шести стояли темными холодными тумбами, не подавая никаких признаков жизни. Индикаторы молчали, не было и намека на заряд. Только шестая батарея, последняя в цепи, еле-еле мигала красной лампочкой, сообщая о том, что емкость практически на нуле.

– Этого не может быть! – сказала Акси вслух. – Какая-то херня. Батареи не могли разрядиться так быстро.