^{>Рис. 29. Сергей Саулин. Эту часовню в сакральном месте Омского края он построил сам. Фото Валерия Демина}

^{>Рис. 30. Жертвенное древо возле православной часовни в деревне Окунево Омской области. Фото Валерия Демина}

То же самое довелось увидеть и в Сибири, в сакральном месте Омской области близ деревни Окунево на берегу реки Тары. Здесь среди древних лесных курганов (по моему мнению, принадлежащим гиперборейским мигрантам) трудами и стараниями местного подвижника и мецената Сергея Саулина воздвигнута православная часовня и памятный крест (рис. 29). И здесь же ближайшая к часовне сосна сплошь увита тряпочками и лентами, оставляемыми сотнями и тысячами паломниками, кому довелось добраться до священного урочища[23] (рис. 30). Среди них и православные верующие, и сектанты-бабаджисты, построившие в деревне Окунево ашрам, и просто те, кто вдруг ощутил необъяснимую и подсознательную потребность – оставить в биоактивной зоне метку-знак. Аналогичную картину можно увидеть повсюду – на Севере и на Юге, в Брянских лесах и в Амурской тайге, в Поволжье и на Кавказе. Зов и повеление ноосферы!..

Откуда же взялось множество тотемов, каковы причины их дробления и появления новых? Данные процессы обусловлены вполне понятными, естественными причинами. Человек вообще стремится всячески подчеркнуть свою уникальность, обособить место и условия своего существования, обозначив их своими отличительными знаками. При смене поколений, распаде этнических структур, обособлении семей каждое новое социально-этническое образование придерживается, как правило, сложившихся и усвоенных традиций, но одновременно стремится к выпячиванию собственных неповторимых черт. При резкой ломке условий жизни, при смене жизненных ориентаций и парадигм отказ от прежних традиций и переход к новым ценностям осуществляется в демонстративно подчеркнутой форме и сопровождается принятием новой символики, в том числе и в области родоплеменной принадлежности. Отсюда такое обилие и разнообразие тотемов.

Механизм этого явления, срабатывающий на протяжении жизни нескольких поколений, хорошо иллюстрирует одна мансийская легенда, касающаяся лебедя и его тотемических функций. Лебедь, повествуют сказители, был когда-то человеком, но затем из-за вражды между людьми он стал просить Бога превратить его в птицу. Желание было исполнено, и таким образом появился лебедь. Он же был сначала и царем всех птиц, а орел служил при нем князем. Впоследствии царская власть перешла журавлю, так как лебедь не умел вовремя кричать. И так далее – пока царем не стал орел. Из этой северной легенды видно, как происходила смена и доминирование тех или иных тотемов внутри одной народности при естественной родоплеменной дифференциации.

То же можно сказать и о русской сказке о Трех царствах, в которой есть странноватый для современного читателя персонаж Ворон Воронович. Он – действующее лицо и ряда других волшебных сказок, где выступает то в обличье гигантской птицы, способной унести в когтях похищенную жертву, то в облике человека, в которого превращается, «грянувшись об пол». В популярной сказке «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» это существо действует вместе с небесными светилами, более того, считается их братом.

Эта космическая ипостась Ворона становится понятной, если обратиться к еще более глубоким пластам человеческой культуры, к тем временам, когда мифологическое мировоззрение протоэтносов было общим. Хотя ворон распространен по всему миру (причем, чем ближе к экватору, тем более растет число этих птиц), сакрально-мировоззренческое значение он приобрел лишь в северном полушарии, где эта птица живет оседло. В мифологическом представлении большинства народов Северной Евразии и индейцев Америки