– А что значит, когда у защитника вдруг взгляд загорается? Глаза светятся ярко, невозможно смотреть.

Аллар отстранил чашку, я заметила сжатые губы, но через минуту он снова благодушно улыбнулся как ни в чем не бывало и ответил:

– Это истинный облик защитника. Непривычный для нас, поэтому жутко пугающий. Немудрено в обморок упасть.

– Только если в них смотришь, – тихо согласилась я.

– Лучше не смотреть, – кивнул Аллар, а сам потихоньку снова подлил успокоительного в заварник, когда я на секунду отвернулась.

Проводив ученицу к выходу из башни, Аллар отправился прямиком в мужское общежитие. Верхние этажи занимали гимназисты, которым бегать по бесконечным ступеням было только на пользу, а преподаватели селились внизу, за исключением тен Лорана. Его комната располагалась под самой крышей, отдельно ото всех. Взглянув туда, куда уводила бесконечная на вид винтовая лестница, Олайош грустно вздохнул и начал свой долгий подъем.

На стук защитник отозвался спустя минуту, отворил дверь и, заметив взмокшего друга, без лишних слов впустил того в комнату.

– Что ж ты взобрался на такую высоту? – Аллар отер вспотевший лоб и устремился к узкому окну, чтобы выглянуть наружу и подставить лицо порывам ветра.

– Обзор хороший, – ответил защитник, пока Олайош обводил взглядом окрестности, высокие горы и ущелье, столь хорошо заметное с этой высоты.

Повернувшись к защитнику, Аллар громко хмыкнул, оценив, чем тот был занят.

– Ты научился чинить рубашки и пришивать к ним пуговицы?

– Чему только не научишься в походной жизни. – Друг и бровью не повел.

Олайош присел поближе, в единственное кресло в комнате, тогда как защитник предпочел заниматься своим делом, устроившись на стуле.

– Дал бы виновнице зашивать или, еще лучше, доне Стеар, которая тэа рукоделию обучает, она бы вмиг починила. К чему самому заниматься?

– Я попросил у доны белые нитки и несколько пуговиц, – ответил Эсташ и многозначительно повел головой в сторону стола, на котором стояли две коробки, доверху заполненные катушками, и три еще более объемные шкатулки с пуговицами всех цветов и размеров.

– Боюсь, теперь тэа нечем будет шить на своих уроках, – рассмеялся Аллар. – Ты бы сказал доне, что жуткая тварь порвала ворот. Клянусь, завтра же утром тебе вручили бы дюжину новых рубашек.

– Я погрешу против истины, Олайош, если сравню Мариону с жуткой тварью, – парировал тен Лоран.

Аллар на миг помрачнел, вспомнив о происшествии с любимой ученицей, а Эсташ расправил рубашку и придирчиво ее осмотрел.

– Заметно, – покачал он головой.

Приглядевшись, Олайош решил дать совет:

– Ворот был порван неровно, незаметно починить не выйдет. Завтра еще выходной, я как раз собирался в город, давай куплю тебе пару новых на смену.

– Благодарю, не стоит, – твердо отказался Эсташ, а Аллар вздохнул, поняв, что ненароком задел за больное. Директор говорил, что даже деньги за преподавание защитник велел переводить на семейный счет тен Лоранов.

«Гордость, гордость, – посетовал про себя Олайош. – Новой рубашки купить не на что, но он и пары монет не попросит. Ведь знает, что мне в долг ему давать оскорбительно, а просто так не возьмет. Вон и рубашку чинить не отдал, чтобы ему взамен новых не принесли».

Хитро прищурившись, Олайош снова оглядел сосредоточенного защитника, собравшегося пришивать последнюю пуговицу, и решил завтра же в разговоре с доной Стеар посетовать, как жуткое растение превратило форму Эсташа в настоящие лохмотья.

«Пускай попробует обидеть очаровательную женщину отказом и не принять собственноручно сшитый ею подарок», – усмехнулся он про себя.