– Уже не важно. Я говно-мать! Ты это хотел услышать? Наслаждайся, потешь своё самолюбие и возвращайся.

– Озвучь второй вариант.

– Не хочешь по-хорошему, – проигнорировала она моё требование, – прощайся с подаренной свободой. В плюсе виды через решётку в стиле арт-деко, прогулки в саду и мгновенный трансфер в рабочий павильон. Трудотерапию, солнышко, никто не отменял. Хорошо, – села она обратно. – Чем бы ты хотел заниматься? Что ты умеешь? Будешь таскать в ванну заблёванных собратьев или отмывать измазанные дерьмом стены? НИИ – это не только доступные жопы, но и их содержимое.

– Я мог бы получить настоящую профессию. Ты не прогоняла меня через Алину.

– Два года, и хоть в вертолётчики, хоть в фермеры арктических широт. Вопрос в том, как именно ты проведёшь это время? Решай! Посмотри на это с другой стороны, – вновь встала она. – Ты даришь людям радость, уверенность в себе. Кто к нам приходит? Затюканные жабы. Разговор со специалистом, небольшой ритуал и вот перед нами женщина. Ты делаешь этот мир лучше, солнце. Максимальный эффект при минимальных затратах или стальные арт-деко?

– Ты умеешь уговаривать, – встал я с дивана. – Кого сегодня надо опустить до истоков? – с деловым видом поинтересовался я и направился в ванну. – Стряхну пыль обыденности со стержня просветления, – закрыл я дверь и уставился в зеркало.

– Поторопись, – крикнула она. – Жду тебя в машине.

Хлопнула входная дверь и я вновь почувствовал радость

одиночества.

Работа в НИИ ГЭПЦ имени матери «Психея» была скучна и однообразна. За громким названием прятался государственный экспериментальный центр помощи тем, кому не нашлось места в усреднённой массе относительно здоровых. Говоря простым языком, НИИ – экспериментальная психушка, в которой, я был не только сотрудником, но и пациентом.

Работа, помноженная на коэффициент полезности, дарила «свободу» жить в родительской «однушке», позволяла гулять по одному маршруту и наделяла заботой всевидящей Алины.

«Трус», – занёс я опасную бритву и провёл острым лезвием по щетинистой коже. Искажённое зеркало вырвало из памяти детство, обнажив свой трофей в неподходящий момент.

– У него проблемы с контролем и повышенная агрессивность, – отчитывала мать воспиталка и злобно поглядывала в мою сторону. – Мальчик игнорирует дневной сон!

– Бокс, – потребовал отец. – Надо направить энергию в мирное русло.

– Это опасно! – парировала мать, выстраивая моё безопасное будущее. По советам бездарных блогерок к сломанной скрипке добавился пыльный мольберт с графической просьбой оставить меня в покое, костюм для танцев и треснутая шахматная доска.

«Бесталанный», – прожгла меня взглядом очередная педагогическая мразь и послала на хуй дала рекомендации в ужасное далеко, ранив тонкое материнское эго. Больше репетиторы не терзали моё настоящее, оставив на юном мозге девственный налёт.

Пубертат добавил новых проблем. К запретному паркуру добавились женщины. Прыщавые одноклассницы терялись на фоне яркой математички.

Первая любовь не оценила щедрость моего предложения, известив весь педагогический состав о желании дЭбила быть преданным оруженосцем. «Маньяк малолетний», – хвасталась она товаркам, не скрывая выросших крыльев. Насколько хватило последних мне не известно, но прозвище прилипло ко мне навсегда.

– Маньяк? – покраснела мать, услышав от соседки навязанный ярлык.

– Всю учительскую облапал. Вот те крест, – божилась старая потаскуха и дальше несла свою ересь.

Приняв общественное мнение за мой порок, мать бросилась в тину интернета. Волна толерантности к «иным» вынесла меня на скользкий берег девиантов, где я был подхвачен службой спасения.