Валентина Павловна выкатила тележку с двумя ящиками и, быстро меняя бутыли, здоровалась возращенными изнараильцами, те оглядывались и сжималась от криков душевнобольных, уклоняющихся от холодной бутыли.

Заполнив ящики, Валентина Павловна вернула тележку в сейф и захлопнула двери. Громыхнули стальные замки, и она повернулась к возвращенным:

– Лига дала вам второй шанс. Запомните, сейчас вы прежде всего пациенты, чьи-то исцелённые дети и не принадлежите сами себе. Через три месяца НИИ передаст вас семье, с которой вы проведете еще полгода, далее на ваше усмотрение. Насчёт легенды не беспокойтесь. Вас всему обучат. Контакты с бывшими родственниками, если таковые еще живы, караются вечным баном в этом сейфе, – указала она на железную дверь. – Не пугайтесь скованности тела. Она скоро исчезнет. Вам помогут дойти до палаты, – закончила инструктаж Валентина Павловна.

Пациент под номером четыреста восемьдесят шесть застыл в одной позе, не проявляя никакой активности. Чуда не произошло, новая личность не смогла пройти процедуру активации. «Органика» изменила она запись в истории болезни и пометила «дополнительное обследование». Затем пригласила в кабинет сопровождающего доктора.

– Номер четыреста восемьдесят шесть нуждается в дополнительном обследовании. Относительно других пациентов могу сообщить об успешности проведённых манипуляций. Они готовы к процедуре абилитации, а после вернуться домой.

Дойдя до своего кабинета, Валентина Павловна упала в кресло. «Пятнадцать лет и ещё два года», – вновь подумала она и вспомнила, что корпус «А» нуждается в еще одном сейфе.

– Аниматор, извините, ваш сын, извините, Павел… – заглянула в комнату Маша.

– Переходи сразу к делу, – перебила её Валентина Павловна. – Опять не явился на работу?

– Да, мы должны перенести даты?

– Я поговорю с ним. Подготовь машину и кофе. Большой стакан с собой.

Ночные собрания, переходящие в утреннюю смену, давались ей нелегко. Валентина Павловна вдохнула полной грудью и бодро встала с кресла: «Всего два года».

Открыв двери собственным ключом, она вошла в квартиру сына, распахнула окна, выпуская скопившиеся клубы табачного дыма сорвала одеяло: «С добрым утром! Пора вставать!»

***

– Можно не надо, -спрятал я голову под одеяло. – Приказ готов?

–– Приказ? – нависла надомной мать.

– Всевидящее око не донесло вашей светлости нашу волю?

– Нет, – ждала она пока я встану. – И какова она?

– Я отказываюсь выходить на работу. Прошу уволить по статье с запретом занимать подобные должности, – замер я, ожидая её реакции.

– Прекрасно, – уселась мать в единственное скособоченное кресло. – Отказ от трудотерапии. Нарушение правил отдельного проживания, – загибала она пальцы, суммируя мои проступки.

– Приём посетителей в запрещённое время, – ожила Алина.

– Заткнись, – сорвалась на неё мать, достала смартфон и, введя команду, проследила, как гаснет синий диод. – Пойдёшь в отказ и тебя закроют в корпусе «Б». Кстати, кто у тебя был?

– Почему ни в «А»? – сел я на диване и протёр глаза. – Яви миру непревзойдённое мастерство или это не так работает?

–– Чем ты недоволен? – поджала она нижнюю губу. – Всё это затеяно ради тебя, – вскочила мать и, подойдя к окну, уставилась в пустой двор. – Подожди пару лет, и этому мраку придёт конец.

– Не ты ли организатор этого мрака, госпожа директор?

– Не сейчас, – оборвала меня мать. – Просто поверь.

– Поверить женщине превратившей сына в трахающую обезьяну…

– Всё в соответствии с рекомендациями консилиума, – старалась она не смотреть в мою сторону. – Из двух вариантов – этот был лучшим?

– Два варианта?