– Как раз напротив, только к пятому курсу студенты понимают всю серьезность своего положения, так что вы ошибаетесь.

Собеседница вновь улыбнулась, и у Мухоморова отлегло на сердце. На секунду диалог прервался. Но неловкое молчание длилось недолго.

– Марьяночка, прошу, называй меня на ты, ведь мы с тобой уже практически родственные души.

– Хорошо, хотя я привыкла называть людей старше себя на вы. Ты не представился.

– Я Нил.

– Нил? Вот уж у кого действительно редкое имя.

– У меня не только имя редкое. Таких, как я, вообще редко встретишь, Марьяночка.

– И что же в тебе особенного?

– Чтобы это узнать, придется тебе нарушить свой строгий график и встретиться со мной. А пока, чтобы ты не тратила свое драгоценное время, давай я тебя провожу.

– Я думала, ты кого-то здесь дожидаешься.

– Я тебя здесь ждал, Марьяночка, всю свою жизнь ждал, даже устал.

Она вновь улыбнулась, но уже по-доброму.

Студенческое общежитие действительно находилось в двух шагах. Путь до него занял всего пять минут. За это время Нил Петрович узнал, что Марьяна учится на факультете лингвистики и готовится получить красный диплом, к учебе относится очень серьезно, но планы на будущее пока не построила. Они еще с минуту постояли возле входа, и она оставила ему свой номер телефона.

Весь оставшийся день Нил Петрович прокручивал в голове это знакомство, в связи с чем с его самодовольного лица не сходила глупая улыбка. Хотя Марьяна попрощалась с ним достаточно холодно и совсем неохотно продиктовала заветные цифры, намекнув на то, что общение с мужчиной столь солидного возраста вряд ли будет иметь какое-то продолжение, Мухоморов был уверен, что произвел приятное впечатление и полдела уже сделано.

– Конечно ей нужно проявить характер, куда же без этого, так почти всегда бывает, но за мной дело не постоит, уж я покажу, на что способен. Эта снежная королева быстро растает. Держит себя с таким достоинством, знает себе цену – чувствуется высокомерие, но одета скромненько, платьице дешевое и живет в общежитии. Но как же она хороша, просто чертовски красива. И фигура при ней, вся такая статная. Наверное, сейчас она только учится использовать свои чары, иначе бы уже давно купалась в роскоши. Хотя, она уже выпускница университета, ей уже точно за двадцать, не так уж мало. Эх, жаль, что не первокурсница, вот уж где можно срывать цветы удовольствия. Ну ничего, этот вариант тоже очень даже хорош, что-то мне подсказывает, что девочка еще не видела красивой жизни, так я ей её покажу. Надо сразу чем-то удивить эту красавицу. Может, завезти ей завтра букет? Думаю, она очень обрадуется и тут же забудет про свои якобы важные дела. А вечером напишу сообщение, что-нибудь чувственное, но не слишком, ведь главное здесь – не пересолить.

Примерно так размышлял Мухоморов, сидя в своем любимом кожаном кресле, потягивая холодный виски, поглаживая подбородок и от удовольствия облизывая влажные губы, которые обжигал крепкий алкоголь. Он пребывал в легкой дремоте, глаза его были закрыты, а все его тело окутала приятная нега, когда он рисовал в своей голове сладостные картины будущих встреч с молодой студенткой. Нила Петровича настолько заняли эти фантазии, что остаток вечера он провел в одиночестве, предвкушая завтрашний день.

А что же Марьяна? На нее Мухоморов не произвел подобного впечатления, ни одна капелька крови не всколыхнулась внутри, и сердце в груди билось так же ровно, как и всегда; она была спокойна, но все же задумчива. И ей действительно предстояло многое обдумать. Она поднялась в свою комнату, в которой прожила целых пять лет. Обстановка в общежитии была не то что бы бедная, а просто удручающая: по стенам с выцветшими от времени обоями были расставлены железные кровати, к ним прилагались крошечные тумбочки с покосившимися дверцами. Прямо на входе, по обеим сторонам, стояли ветхие шкафы, создающие некое подобие прихожей. Эти скрипучие громадины были забиты до отказа разными вещами: одеждой, обувью, постельным бельем, швабрами, туалетными принадлежностями, битой посудой, оставшейся от предыдущих жильцов, коробками непонятно с чем, а также другим бытовым хламом. Напротив входа стояло пыльное трюмо с помутневшим от старости зеркалом, заставленное разноцветными баночками и пузырьками. Слева за шкафом расположилась так называемая кухня или скорее крошечная столовая, иными словами, там стоял маленький обеденный стол, покрытый всегда чем-то заляпанной, липкой клеёнкой. Рядом – большая тумба и навесной шкаф, которые также служили кухонным гарнитуром. В них хранилась различная утварь: вилки, ложки, ножи, почерневшие от чая кружки, половник, хлебница, всегда полная крошек. Главный предмет скромного кухонного уголка – старый дребезжащий холодильник, кое-где проеденный ржавчиной. По стенам висели полки с книгами, крашеный дощатый пол украшали вытоптанные половички, которые были похожи на заплаты. Все это великолепие освещали две маленькие лампочки притолочной люстры, поэтому по вечерам в комнате всегда царил полумрак, но зато днем много света и солнца пропускали два больших окна, придавая этой мрачной обстановке немного уюта.