И только сейчас, когда он остался наедине с собой, до него начало доходить, что ещё утром он собирался осесть в Боджиа окончательно, чтобы больше не путешествовать по стране, а в итоге угодил в одно большое приключение. Причем не по своей воле, вместе с женщиной, которая не боится замарать руки убийством. Лучшей спутницы для “великого самоубийственного похода” нельзя было и придумать. А ещё нельзя было придумать то, каким образом он найдет свою мать. Теория, что он подсознательно избегает встречи с ней, имела место быть, но это всего лишь теория, и как бы они не застряли в поиске на несколько десятилетий. У него в запасе было много времени, но он не был так уверен насчет Алекто.
Да-да, она угрожает ему смертью, но ему даже жаль её – она решила заключить союз со своим врагом ради причины, которая невозможна в своем исполнении. Её план по использованию утробы матери-левиафана был абсурден, потому что если это было возможно, то какой-нибудь безумец уже попытался бы это сделать. А ещё, потому что мертвые должны оставаться мертвыми.
Но Эмиэль за всё время своего членства в Коллегии Целителей никогда об этом не слышал.
– Тут мало живности, так что будем довольствоваться этим, – она появилась сзади него так внезапно, что он чуть было не вздрогнул от удивления.
На землю перед костром упали два зарезанных зайца. Взгляд опытного лекаря определил, что они оба были убиты метким броском кинжала – у одного была сквозная рана в туловище, а у другого в голове. Охотница молча села напротив лекаря и начала разделывать грызунов, и только сейчас он заметил, что все её пальцы в шрамах.
– Полгода назад ваши руки выглядели в разы аккуратнее, – деликатно заметил он, но ничего не получил в ответ.
– Я не большой любитель разговоров у огня, – кажется, доброжелательность Алекто закончилась, а потому Эмиэль остался в одиночестве с самим собой и своими мыслями. А ещё с потенциальной возможностью получить кинжалом промеж глаз, но это мелочи. Будучи странствующим лекарем, у него появлялась такая возможность чуть ли не ежедневно.
Охотница закончила разделывание зайчатины и уже обжаривала на прутьях куски мяса. Лекарь достал из сумки баночку с толченым розмарином и протянул её женщине. Та с неохотой, но все же её приняла, и обваляла каждый кусок их ужина в травах. А в котелок с водой полетели засушенные лепестки ромашки – для успокоения нервов после насыщенного дня.
– Я буду дежурить ночью, так что можешь спокойно спать.
– Но ведь вы тогда не выспитесь. Позвольте мне сменить ваше дежурство.
– Если захочу подставить себя под удар – выйду навстречу бегущей лошади, – усмехнулась она, проворачивая кусок зайчатины над огнем.
Эмиэль ничего не ответил, оставляя собеседнице самой вариться в своей паранойе. В целом, он был не в праве просить о большем доверии, чем “мы пьем из одного котелка и едим одинаковую пищу, а ещё ты веришь тому, что я говорю”. Что, кстати, было поразительным: Алекто верила его словам, хотя он с легкостью мог её обманывать. Но она поверила. Может быть, из-за убежденности в собственной неуязвимости, а может быть, из-за того, что недооценивала хитрость и силу Эмиэля. Это было даже в некоторой степени смешным.
– Спасибо за еду, – он принял в руки заполненную мясом плошку и принялся за ужин, но через несколько минут ему стало дискомфортно от пристального взгляда охотницы.
– Что-то не так? – он посмотрел исподлобья на женщину, в глаза, которые почему то снова стали походить на кошачьи.
– Я правильно поняла, что ты перестал есть человечину? Почему?
– Потому что люди не едят людей.