Ты брови хмурила вчера,
А значит, мне уйти пора,
Хоть горько мне; ты красотой
Своей славна. А добротой?
Примером будь для юных дев,
Мои страданья не презрев:
Убей! – всё лучше для меня,
Чем чахнуть мне день ото дня;
Но нет – в жестокости своей
Мне ранишь сердце всё больней.
В твоих руках моё спасенье:
Смерть принесёт мне облегченье.
Яви же милость! Мне даруй
Один прощальный поцелуй —
И я им буду упоён,
Хоть палачом мне станет он.
104. Антее, лежащей на ложе
Антея словно в сумерках видна:
Под тонким шёлком возлежит она —
Иль, может, розы так в рассветный час
В туманной дымке различает глаз.
Всё ж сумерки: батист, заре под стать,
Дню светлому даст после воссиять.
105. Электре
Белейших ты затмишь собой лилей,
Затмишь собой и белых лебедей;
Ты более бела, чем белый крем,
Иль лунный свет на глади, видный всем,
Чем прелести Юноны, жемчуга,
Плечо Пелопа, первые снега…
Всё ж белизною я не восхищён
И был бы рад вполне, как Иксион,
Когда б ты белым облаком, друг мой, —
Нежнейшим, тёплым – возлегла со мной.
106. Сельская жизнь: его брату Томасу Геррику
Блажен ты будешь, брат, вдвойне, втройне,
Коль ныне поклянёшься мне
В том, что оставишь город: поменяй
Его на деревенский рай;
Надёжней всё же будет на селе,
К природе ближе и к земле,
Стремиться к добродетели, расти
Тебе на сём благом пути:
Ведь не названье, суть её важна —
Жить скромно учит нас она;
Сей путь – он твой; иди и не робей,
Ведомый совестью своей;
Живи не наслаждениям в угоду:
Пусть мудрость подчинит природу
И вовремя подскажет, в назиданье,
Что надо усмирять желанья;
Что накопить как можно больше злата,
Ещё не значит жить богато:
Кто алчности своей всегдашний раб,
На самом деле нищ и слаб.
О, сей чуме ты не поддашься, брат,
Да и сейчас ты небогат,
Ведь небеса нещедрою рукой
Дают тебе доход такой,
Что проявлять пристрастия гурмана
Ты, верно, можешь, но не рьяно;
И ты живёшь, чтоб ублажить подчас
Живот голодный, а не глаз,
Желудку своему не потакая:
Куда полезней снедь простая.
Жизнь сельская ещё прекрасна тем,
Что есть жена – на зависть всем:
Не столь красива, может, и нежна,
Но добродетельна она.
Бок о бок с ней вкушать приятно сон,
Когда на страже Купидон;
Тревоги дня не помешают вам:
Сны безмятежны по ночам,
И силы тьмы здесь не внушат вам страх;
На сих безгрешных простынях
Жена твоя (и да узришь воочью)
Невинна будет каждой ночью.
Луга, ручьи, что здесь увидишь ты,
Навеют сладкие мечты;
Ключи и рощи, птиц чудесных пенье,
В тени дерев уединенье,
Трав изумруды, розы и лилеи —
Нет видов ярче и живее;
Резвятся, блея, милые ягнятки,
Молочные сосцы им сладки;
Приснится фавн, он защитить готов
Овец от страшных, злых волков.
Картины дня, что зримы здесь, чаруют
И ночью крепкий сон даруют.
Но сон ночной не так уж долог будет,
Крик петуха с зарёй разбудит
И возвестит: пора вставать к трудам;
Но прежде – жертву надо вам
Богам воздать и вознести моленья,
Дабы загладить прегрешенья.
Мозоли вам подскажут: царь богов
Всё за труды отдать готов.
Благой сей труд к тому же не несёт
Опасных, горестных забот
Торговцев, коим не сидится тут:
За златом в Индию плывут,
Боясь всего (и страхи не пусты) —
И бурь в пути, и нищеты.
А здесь сидишь ты в доме, не в каюте,
У очага, в тепле, в уюте,
На карту глядя, где моря едва ли
Кому-то смертью угрожали;
Но всё ж ты скажешь, грезя о штормах
И подавляя лёгкий страх:
«У тех сердца, как дуб иль медь, прочны,
Кому и бури не страшны».
Ты дома, но, доверясь парусам,
Отправиться ты можешь сам —
На карте – по морям и океанам
К раскрашенным заморским странам,
По компасу маршрут сверяя свой —