Они тоже были здесь – лишенные мечты мрачные путники, заблудившиеся тени, окруженные туманом вместо разноцветных облаков. Эти существа с серой кожей, они пугали Шеннона – единственного, кто их видел. Он не любил их больше всего остального – именно они стали его болью: те, кто больше не грезил наяву.

А потом он вновь увидел ее. Незнакомку, которую повстречал на оживленной улице Реверипорта однажды, которой не переставал любоваться, которую надеялся снова рассмотреть в толпе. Незнакомку, по которой он скучал так, словно она была хорошим другом, давно покинувшим жизнь Шеннона, и к кому боялся прикоснуться больше прочих, на деле неистово этого желая.

Она была другой – легкой, грузами судьбы не утяжеленной, простой и излучала что-то, что описать и объяснить даже самому себе было не под силу. Она, окруженная иными сполохами света, слишком яркими среди остальных, стала его наваждением, призраком, мелькавшим во снах и наяву. Будто бы невесомая, она источала нечто, в чем Шеннону удалось разглядеть отголоски ответов на свои вопросы: ее мечта была иной, и глядя на ее желто-оранжевое сияние, которое раньше Шеннон никогда не встречал, он подумал, что в этой девушке таится ключ, разгадка.

Подумал – и ухватился за эту мысль, как за спасительную соломинку, думая, что, приблизившись к незнакомке, сможет расставить все на свои места.

При виде нее на улицах маленького Реверипорта замирало сердце, ладони потели, как у подростка, а взгляд сосредотачивался только на ее ауре цвета охры.

Шеннон не знал ее имени, но в тайне от всех и ее самой называл девушку Гердой. Он сначала не понял, почему первым на ум пришло именно это имя, а после осознал – незнакомка и вправду была Гердой – полной разрушающих преграды любви и милосердия. Той, которая запросто подпевала песне, не обращая внимания на прохожих; чесала за ушами уличных котов и – Шеннон видел своими глазами – кормила их каждый раз, как встречала.

Она была Гердой. Гердой, которая могла растопить льдинку в его сердце – сердце Кая.

Он проводил ее взглядом. Девушка зашла в цветочный магазин, широко улыбнулась продавщице, подрезающей стебельки роз, и указала хрупкой рукой на стеклянную витрину в глубине зала.

Возможно, Шеннон был не прав на ее счет. Вероятно, он все придумал, чтобы было за что держаться.

Камерон толкнул друга в бок, машина тронулась с места, а девушка осталась в магазине, пропав из поля зрения.

– Опять замечтался? – прищелкнул языком Камерон, усмехаясь.

– Как всегда.

Он знал: пройдет три дня, и незнакомка в берете, которую Шеннон назвал Гердой, растворится в его сознании, станет легкой дымкой, окруженной желто-оранжевым мерцанием, суть которого он не понимал.

Он будет ждать ее. Чтобы прикоснуться к ней, увидеть последствия ее мечты и понять, для чего однажды Стамбул обрушил на его голову проклятье.

Он будет ждать ее. И если Герда действительно способна помочь, жизнь сведет их в нужное время.

– Спасибо, Паркс, – раздался грубый женский голос в трубке. Коллега с явным трудом давила из себя слова благодарности.

– Просто Шеннон, пожалуйста, – с нажимом отозвался тот. – Обращайтесь.

Он повесил трубку. Еще одна задача выполнена, еще один бонус в его копилку опустился с легким звоном.

В Реверипорте было два издательства, и ему довелось работать в лидирующем – маленький подарок судьбы, как пряник после кнута, который опустили на его спину в девять лет.

Но его здесь не любили. Нелюдимый, не отвечающий на рукопожатия и слишком требовательный к словам – он не мог не отталкивать.

Его коллеги никогда не скучали – они смотрели футбольные матчи, ездили за город на гольф-кары и наслаждались караоке, пропуская коктейли, пока юнцы вроде Шеннона Паркса пытались выслужиться перед директором, искали новые проекты и корпели вечерами над новыми статьями за разогретой в микроволновке трехдневной лазаньей.