Спустя месяц я все-таки стал ее гостем. Принес цветы и вино. Она пригласила войти, как всегда глядя на меня мудро и грустно. На ней было черное облегающее платье и совершенно точно на голое тело. Часто ли она не надевает белье? Для меня ли это?

Ее дом был наполнен запахом фиалок. На окнах стояли горшки с цветами, на стенах висели копии картин из Манежа. Идеальный порядок нарушали только брошенные в углу дивана нитки и ткань. У стены стояли манекены, одетые в роскошные костюмы и платья. Лица их были закрыты платками. Она явно не желала в своем доме чужих глаз.

Я присел на край дивана и разлил вино по бокалам. Она лишь коснулась вина губами, не сделав глотка, и закурила. В тонких ее пальцах сигарета была оружием против моей воли. Я вспомнил как впервые увидел ее и мой организм среагировал так же, ощутив дежавю.

Я захотел поцеловать ее и не смог сдержаться. Ее губы были холодным и с нежностью отвечали моим. Она прижалась ко мне и почувствовала мое возбуждение. Задышала громче, и я чувствовал как ее тело проявляет свое женственное беспокойство. Я овладел ею, или она мной, не знаю. Мы стали одним целым. Когда я был в ней физически, я ощутил Любовь. Я полюбил ее раньше, но лишь этой ночью признался в этом себе. А утром я видел ее спящей, и решил что хочу стать ее мужем.

Но увы, спустя два месяца и две недели она вернулась в Манеж. Искусство манило ее больше Любви. Она гладила мои плечи, улыбалась и просила простить ее, и я простил.

Я не искал спасения. Я искал забытья. И нашел его.

Быть может иногда, переживая великую трагедию нужно не стоять рядом с ней лицом к лицу, а бежать прочь. Бежать и не оглядываться. Обернуться спустя годы, прощаясь с простывшим следом ушедшего счастья и сохранить его в сердце и памяти, не пытаясь перенести потерянное в жестокую реальность.

Кладбище воспоминаний должно быть ветренным и пустынным. Оно мертво, и оживляя погибшее рискуешь воскресить не то, что Любил, а гниющий труп без души.

Часть 1. Глава 4.

У меня было детство, и была любящая мать. Я был одарен Любовью и нежностью, но всегда чувствовал глубокую тоску от того, что у меня не было отца. Нет, он был, он сделал все, чтобы его сын явился на свет. Но он слишком рано умер.

Когда я вышел из чрева матери мой отец грустно улыбался и гладил мою мать по щеке, а в глазах его были слезы, что так и не решились покинуть поникшие веки. Он был страшно болен. Сгорел за два года, как восковая свеча. Потух и обратил в тьму всех, кто Любил его. Мою мать и моего брата. Но у них был я, носящий в крови гены своего отца. И они Любили меня как могли, а я Любил их.

Я видел черно-белые фото в древесных рамках и старых альбомах. Молодым он был очень красив и имел много женщин, но выбрал ту, что поразила его своей добродетелью, – мою мать. И был верен ей до самой смерти. Старея он терял свой полный жизни взгляд и на последних фото его глаза выражали глубокую тоску и словно всякий раз он видел перед собой преследующую его смерть.

Мне было два года, когда он закрыл глаза навсегда. По словам матери последнее, что выражало его лицо – страшная боль. И была ли она физической или духовной знает лишь тот, кто уже об этом не расскажет. Я верю что мой отец в лучшем мире.

Моя мать стала вдовой, и хранила верность своей первой Любви. Она не приводила мужчин домой, а вне дома не поднимала на них глаз. Как она говорила они были чужими. Она считала что лучше помнить идеал и Любить его, чем пытаться заменить его ненадежным суррогатом. И она была права. Главные мужчины в ее жизни, – мой погибший отец, мой брат и я.