Герой 90-х. Душевное интервью Дмитрий Величко

Я гордо с присущим мне пафосом начертал это слово «НАЧАЛО», но внезапно понял, что самого этого начала и не помню. То есть мне, конечно, говорили, что сие эпохальное событие произошло в обычном московском роддоме № 23 на Шаболовке 12 октября 1966 года примерно в 19.30 вечера. И сразу после над уставшей от строительства коммунизма столицей, сбежавшего ныне с географических карт государства СССР, сгустился вечер. И я почему-то этому верю. Во-первых, должен я и в самом деле когда-нибудь родиться; во-вторых, вообще доверчив. Хотя почему такое волшебство не запечатлелось вспышкой сверхновой звезды в полушариях головного мозга, не понятно. И чем таким я мог быть увлечен, что не заметил факта своего рождения на свет – не знаю. И поэтому вынужден повториться и продекламировать крупными буквами это самое слово «НАЧАЛО». Итак, начало положено.

Теперь, если хотите, расскажу, почему я начал писать эту книгу. Получилось так, что я дал слово своей жене Раисе и нашей знакомой Наталье Колне написать про похождения моего друга Эндрю Колиса и мои, естественно, тоже. И теперь просто выполняю данное мной обещание. Правда с того времени воображаемая будущая книга изрядно распухла от наших новых приключений, включая также старые и самые свежие приключения моих друзей и знакомых. А дал я это самое обязательство при следующих обстоятельствах.

Дело было так. В некотором царстве в тридесятом государстве, прекрасным солнечным июньским утром я и моя жена Раиса гуляли по Новому Арбату Погода была чудесная, настроение лучезарное, Белые пушистые облака кусочками сладкой ваты нависали над столицей. Что-то я, впрочем, увлекся… Так вот это был июнь, Москва, Новый Арбат.

Довольно далеко, где-то метрах в двухстах от нас стояла взволнованная девушка и всячески пыталась привлечь наше внимание. Мы пригляделись: это была Натали, жена нашего неподражаемого друга Эндрю Колиса. Он у нас один такой, и, может быть, один в целой Москве. Человек-праздник, человек-оркестр, если началось совместное пати, то можешь быть уверен, что всё закончится фейерверком эмоций и взрывом чувств либо в милиции, либо в больничке. И это на самом деле самая короткая и простенькая из сказок про Колиса, дальше будет круче.

Натали рысью подбежала к нам. Было видно, как её переполняет внутри совсем свежее переживание, которое она готова выплеснуть на нас, чтобы не разорваться самой на мелкие части.

– А мой-то, мой, – начала она без предисловий. Естественно, эта история была связана с нашим другом Эндрю.

Мы переглянулись, вроде бы мы куда-то очень спешили, но желание услышать о свежем подвиге Колиса пересилило. Герои древности застенчиво попрятались в свои пожелтевшие книги, а мифический Геракл нервно закурил где-то на Олимпе. Наша компания зашла в «Спортбар» и заказала кофе, а девушки ещё и десерты.

– Это была прошлая пятница (кстати сейчас был вторник одиннадцать утра), – продолжила Натали свою сбивчивую взволнованную речь. – Я, как у нас заведено, готовила благоверному ужин, когда вдруг раздался неожиданный звонок в дверь. Было только пять часов вечера, а ведь мой дражайший супруг никогда так рано не приходит с работы. У меня всё на кухне и дымится, и шкворчит: в духовке запекается карбонат, на плите убегает куда-то борщ, и картошечка ещё совсем сырая. Да и сама я, растрепанная и одетая по-домашнему, как пугало на огороде в бигудях.

Открываю, а тут он – Супермен спаситель мира, без предварительного прозвона и с букетом роз – целых семь штук розовых и с крупными бутонами. Давненько мне цветов мой Герой не дарил. Просто праздник какой-то! Стоит и лыбится своей обычной нагловатой улыбкой, кормилец.

А я прям растерялась, чмокнула его в небритую, натруженную в офисе щеку и говорю: «Драгоценный мой, я ещё не совсем готова к такой нечаянной радости, но дай минут двадцать и всё будет, как в Букингемском дворце. А пока сходи-ка, пожалуйста, мил дружок, за чёрненьким».

Натали и обычно очень хорошая рассказчица, просто заслушаешься, а в тот момент она пела особенно вдохновенно, видно было, что её душевная рана вовсю кровоточит. Она осушила залпом стакан «Нарзана», заказала себе белого вина и продолжила.

«И пошёл Родимый, полетел Сокол сизокрылый в булочную через один дом от нашего. А я цветы в вазу и давай быстренько марафет наводить да готовку заканчивать. Мечусь броуновским движением туда-сюда по квартире, как растрёпанная лань, сайгачу судорожно и понимаю, что не успеваю ничего.

Придет мой Смысл Бытия с чёрненьким, а у меня одна нога здесь, другая там, причём в разных тапках, и никакого ему, Богатырю моему, Букингемского дворца. Но, думаю, он у меня всё-таки понятливый, посидит где-нибудь на лавочке, подождёт с полчасика, а я пока справлюсь со своими бедами.

Прошёл где-то час, сижу я вся на марафете: завитая, наскоро намакияженная, в вечернее платье затянутая, борщичок стынет и картошечка тоже, а водочка прозрачная в запотевшем графинчике наоборот нагревается, а милого-любимого всё нет и нет».

Все мы слышали подобные истории, их десятками и сотнями рассказывают в прокуренных кухнях на бескрайних просторах нашей необъятной родины. Этот вон сходил за хлебушком, встретил по дороге приятеля и махнул автостопом в Крым без документов и денег. Другой выходил с ведром мусора в майке-алкоголичке и штанах с пузырями на коленях, в тапочках на босу ногу в декабре, а возвратился из Тамбова через неделю в телогрейке с подпалинами, подшофе и с фингалом во всё лицо. Третий пошел за ребенком в детский сад, а вернулся через семь лет из колонии строгого режима, а четвертый, так тот и вовсе не вернулся. Таких, мол, героев у нас полстраны, кому дома не сидится. Уходят на пять минут, а потом оказываются в загсе, горячих точках, больницах или, скажем, в Перу. «Обыденность, рутина и тоска», – скажете вы. Но подождите со скоропалительными выводами.

Девушки выпили белого вина, я помочил губы в коньяке «Hine» и хлебнул кофеёчку. Выдохнув сигаретой «Vogue» (да, тогда было можно курить за столиком кафе!) Натали продолжила:

«Вот я, как вдова, сижу в квартире одна-одинешенька и пью горькую, не закусывая. Ужин уже едва тёплый дымится, но нет никакого аппетита, кругом порядок, шик-блеск, и я сама хоть сейчас на подиум, а суженого-ряженого убили на войне подлые фашисты. Так ведь и на телефон не отвечает гад, выключил его, чтобы я не донимала. У него по работе этих телефонов штук шесть или семь, все время путается с ними, номера меняет каждую неделю, партизан. А один специальный у него для его мерзких проституток, а может и не один, а больше.

В общем, нет Красавца в пятницу, нет и в субботу, весь день нет. И в воскресенье нет, и в понедельник не нарисовался подлец. В понедельник вечером ложусь спать, а на сердце тревога какая-то, камень чувствую в груди. И ноет, и зудит. Сердце женское – вещун, всё чувствует, похлеще всяких телевизионных магов-экстрасенсов. Знаю-знаю, скоро должен появиться мой ненаглядный. Любимый, кобелина блохастый, пропахший насквозь распутными шмарами. Или, культурно выражаясь, доступными гейшами.

И правда, шесть тридцать утра – звонок в дверь, а сердце заколотилось радостно: “Он!” Он любимый, он единственный, как в той клятве в Грибоедовском Дворце бракосочетания, «пока смерть не разлучит нас». Его, конечно, смерть от моего крысиного яда!

Бегу-бегу со всех ног открывать дверь, специально ведь на щеколду закрыла, чтобы Любимый не прошмыгнул в наше гнездышко неслышно, аки тать в ночи.

Набросила на себя только розовый шелковый халатик на голое тело и, не затянув поясок, на кухню заскочила сковородку ухватистую выбрать для Него, Сокола быстрокрылого. Нашла-нашла, удобная такая, небольшая, но чугунная. Попробовала у зеркала три холостых удара. Он же у меня Богатырь, метр девяносто четыре, и вижу: прямо в самое перекрестие, в самую переносицу родную залетит сковородочка. Даже без оптического прицела, снайперский инструмент, да и только!

Спешу открывать дверь, а орудие возмездия держу за спиной, чтобы возлюбленный не увидел и не приготовился заранее. Дверь, естественно, приоткрыта и держится только на цепочке. Снимаю ее эту цепочку, дверь со скрипом распахивается, и я вижу поганую глумливую рожу Рыцаря моего сердца как в перекрестье прицела. Естественно, неудобно бить из-за спины, поэтому я начинаю немного разворачиваться телом, чтобы сподручнее и внезапней был чугунный поцелуй. Вот он уже совсем близок мой сладкий миг триумфа!

Но тут нежданчиком у моего Эндрю из-под мышки (а мой благоверный, как вы понимаете, почти два метра ростом) вылезает кучерявая антрацитовая голова негра! Я в шоке бросаю сковородку и пытаюсь запахнуть халатик, из-под которого вызывающе торчат мои сиськи и то, что пониже. Лицо моё покрывается сразу пунцовой краской стыда и обиды, как из баллончика граффити на заборе. Сковородка весело громыхает по полу, негр ощерился белозубой улыбкой, а этот Конь, еле сдерживаясь, чтобы не заржать во весь голос, наслаждается моментом.