А стоило дочитать до момента, где Эраст отвергает Лизу и говорит, что обвенчан, неприятный холодок пробежал по спине. Подняв глаза от книги, Люба обнаружила, что уже смеркается. Она поднялась, собрала плед и книгу и направилась к дому. Мысли о Сергее и о том, может ли он поступить так с ней, не шли из головы Она словно не заметила, как поднялась по лестнице, открыла дверь и вошла.
С порога послышались истошные крики и рыдания. Бросив все, она вбежала на кухню. В углу, буквально сжавшись между шкафом и столом в маленький тугой комок сидел, покачиваясь, Алексей – лицо его было искажено страшной гримасой, волосы всклокочены и растрепаны, он выл и рыдал одновременно.
– Ты где была? – рыдая, мать ухватила ее за плечо.
– В парке… Что случилось, мам? – Люба едва стояла на шатких ногах, прокручивая в голове самые страшные сюжеты.
– В каком парке? В каком парке, я тебя спрашиваю… В том, в котором твою подругу изнасиловали? – мать трепала ее за плечо и обливалась слезами.
Люба опустилась на колени возле Алексея:
– Что? Что? Скажи, что случилось? – она почти кричала на и трясла, держа за уши.
Он не мог выдавить ни слова. Люба сидела рядом, держа его голову на своей груди, и плакала вместе с ним. Мать, сидя на стуле и отсчитывая капли корвалола, медленно и с обреченностью рассказывала во всех подробностях, что ей были известны, о событиях прошлой ночи.
– Выпускной же вчера был. Ира такая красивая в новом платье, ой… – мать тяжело вздыхала. – А потом в парк они пошли…
Мать горько взвыла. Алексей вдруг бросился к окну, вскочив на стол. С силой дернул одну раму – цветы попадали на пол, затем вторую, но та была закрыта шпингалетом.
– Стой, стой! – Мария тянула его за брюки. – Борис! Спасите! Помогите… Люба держи, держи его!
Люба помогла матери стащить Алексея на пол. На помощь подоспел и Борис, он скрутил руки парня за спиной и проорал:
– Чего стоишь? Скорую вызвала?
Люба убежала в коридор, где на стене висел телефон. И набрала «03».
В трубке ответили:
– Скорая. Что случилось?
– Тут парню плохо!
– Как плохо? Он в сознании?
– Он из окна чуть не выбросился…
С кухни раздавались вопли Алексея:
– Пусти! Я убью себя! Дайте мне умереть! Я не хочу жить!
– Диктуйте адрес.
Люба быстро назвала адрес их коммуналки.
– Ждите, психиатрическая бригада выехала.
Алексея увезли в клинику, уколов чем-то еще дома. А Люба не могла найти себе места, она ходила взад-вперед, из угла в угол, и выкручивала себе пальцы.
Такой беды они не ждали.
Клятва
На следующий день Люба пришла в больницу к Ирине. Та лежала под простыней и немигающим взглядом смотрела в противоположную стену.
– Ир… – голос Любы оборвался, слезы предательски поползли вдоль носа.
Та не шевелилась. Все лицо было в царапинах и кровоподтеках, на руках не было живого места, на шее – страшные следы удушения, рот изуродован и разорван. Люба бросилась к подруге, попыталась ее обнять, но боялась повредить что-то. Она рыдала и задавала ей вопросы один за одним: кто так с ней поступил? За что? Почему? Почему именно с ней это случилось?
Ирина долго молчала, а потом хрипло сказала:
– Дверь закрой!
Люба бросилась к двери и закрыла ее как можно плотнее.
Ира медленно и отстраненно пересказала все подробности изнасилования и то, что они были вдвоем, насиловали по очереди и одновременно избивали, затыкая ей рот землей. Потом она почти приказала Любе поклясться, что та никому ничего не расскажет, кроме Алексея.
– Почему он не пришел, Люба? – Ира произнесла это с отчаянием. – Он меня предал?
– Нет, Ира, не предал… Он в больнице, с ним плохо… – Люба не знала, как сообщить, что у Алексея случился нервный срыв, и он в психиатрической лечебнице, а оттуда так быстро не выпускают. В палату вошла медсестра. Она загремела шприцами на металлическом подносе.