2
Дивным летним утром мы с Антоном мчались по Приморскому шоссе в лагерь к моей деточке. Машина рассекала прозрачный воздух, слева плескался залив, пахло песком и соснами, и как-то не верилось, что в этом кристальном мире существуют убийцы, насильники, тюрьмы и обвинительные заключения.
Конечно же, такой пейзаж требовал любви. Погруженная в свои мысли о том, что мужчины (перефразируя Зощенко) играют некоторую роль в нашей личной жизни, я пропустила мимо ушей добрую половину монолога журналиста Старосельцева про интриги вокруг президентского дворца. Пришлось прислушаться только тогда, когда Старосельцев настойчиво потребовал отклика.
– … Представляете? Откуда в бюджете такие деньги?
– Какие?
– Четыреста пятьдесят миллионов. Причем не рублей.
– А что, в бюджете нет таких денег?
– Мария Сергеевна! Вы что, с дуба рухнули? Четыреста пятьдесят миллионов баксов на дачу президента? Когда милиционерам нечем платить? Это называется «без порток, а в шляпе».
– Но должна же быть у президента дача? Чем он хуже простых сограждан?
– Но и совесть должна быть у президента. Нам в августе двести пятьдесят миллионов международного долга отдавать, а тут вдвое больше…
– Антон, – он говорил так проникновенно, что я заинтересовалась, – а что, эти деньги планируется взять из бюджета?
– Ха, в том-то весь и фокус. Президент запретил вносить эти расходы в бюджет.
– Ну и замечательно, раз он такой принципиальный. В чем тогда проблема?
– В том, что у президента должна быть дача.
Поняв наконец, что я не слышала начала, Старосельцев разъяснил мне, что администрация президента положила глаз на царский дворец в Стрельне, возмечтав реконструировать его под летнюю резиденцию главы государства. Да и вообще, пригодится. Но денег в бюджете на эту пресловутую культуру нет. Поэтому кинули клич олигархам – подайте на восстановление дворца. Всего-то ничего, полмиллиардика каких-то… Если всем миром скинуться, вообще говорить не о чем. Но, к сожалению, олигархи почему-то еще не выстроились в очередь с мешками денег. И проведенное Антоном журналистское расследование доказывает, что с подачи администрации президента Генеральная прокуратура организовала массированный наезд на сильных мира сего, с целью внушить им, что надо делиться.
– Да ладно, Антон, – отмахнулась я, – почему во всем надо видеть политику? Вы не допускаете, что у наших олигархов и правда есть к чему прицепиться? Помните Ильфа и Петрова? «Все крупные современные состояния нажиты исключительно бесчестным путем».
– Конечно, допускаю, но просто момент очень уж удачно выбран. Фактически начался передел собственности.
– Возможно, – зевнула я, – но ни мне, ни вам от этого ни холодно, ни жарко.
– Ну как же! – заволновался Антон, но я перебила его:
– Вот так же! К тому куску, который делят наверху, нас все равно не подпустят. Мыто с вами так и останемся с голой задницей. Вот и объясните мне, чьи интересы вас так волнуют – притесняемых олигархов или честного, но бедного президента?
– Да просто активная жизненная позиция, – ответил Старосельцев, сосредоточенно следя за дорогой. Видимо, понял, что я его активную жизненную позицию не разделю.
Не умею я мыслить государственными масштабами. Вот конкретный преступник, конкретный ущерб, конкретная обвиниловка – это понятно. А что там в верхах происходит – увольте. Это мужчин хлебом не корми, дай порешать вселенские проблемы. А я женщина; мне бы со своими личными проблемами разобраться…
Мой ребеночек, вися на лагерном заборе, уже высматривал, кто приедет его проведать. Потрепав его по макушке, я с некоторой грустью отметила, как он вытянулся, и призадумалась о том, что через пару-тройку лет он притащит в дом какую-нибудь чувырлу и объявит о своей неземной любви к ней. И мне придется ей улыбаться и всячески угождать. Одна надежда на вкус и мозги мальчика – может, совсем уж в курицу не влюбится?