Несмотря на первоначальное смятение, рядовой работал уверенно – сказывались тренировки на крестьянках, организованные для него по приказу генерала Эдмунда, только очень медленно. Церемония ползла к завершению капелькой слюны по подбородку. К сожалению, Рыжий этого не понимал и не чувствовал нарастающего нетерпения.

(Не выдержав ожидания, штабные “крысы” начали переговариваться. Следуя их примеру, к поруганию дисциплины присоединись и солдаты, а за ними гвардийские рыцари, тоже раздраженные, – но уже профанацией ритуала, невольно допущенной Рыжим… Шум поднимался, как тина со дна реки, и даже славящийся выдержкой генерал Санрэй переминался с ноги на ногу. Молчал только генерал Эдмунд; он находил странное удовлетворение в мысли о том, что с женщиной паррикой так не будут обращаться никогда – странное, если знать о том, какую роль он сыграл в подготовке свадьбы).

На каменные плечи подобравшейся как перед прыжком Ставки, тем временем, плащом легли сумерки. По захваченным туманом улицам столицы парриков чумными крысами шныряли слухи. Третий, тыловой, фронт Милитарии, как всегда, информировали на необходимо достаточном уровне. Никто ещё знал о том, что свершается за наглухо закрытыми дверями Штаба, ни о крутом, как рубануть с плеча, зигзаге политики парриков, впрочем, о разгроме рыцарских войск героем-генералом Санрэем им сообщили. Но не это заставляло сердца последователей генералиссимуса биться учащённо – за долгие годы войны паррики научились настороженно относиться к победам сколь угодно ярким и окончательным – город обсуждал переброску войск. То, что один из фронтов, столь долго существовавших в отрыве друг от друга и, подобно параллельным мирам, сообщающимся только через Angelus Errare1 Штаба, протянул руку другому, означило перемену. Милитария познавала и собирала себя отовсюду, не позволяя надеяться и всё же надеясь, что окончательное поражение проклятого Иудефъяка не за горами.

– Всё!

Про себя сказал Рыжий, забивая гвоздиком “ё”

Солдат распрямился, ощущая приятное похрустывание в позвоночнике. Разукрашивание невесты было законченно. Генерал Санрэй быстро передал Рыжему символ королевской власти – тиару – и подчинённый Хёнинга торжественно водрузил её на голову Агнесс

(эту часть ритуала Рыжему разъяснили особо).

Теперь молодые, взявшись за руки, могли подойти к столу, за которым восседал нервный Модест Макри, и оформить брак официально, по высшему из разрядов, доступных каждому из объединившихся народов. Так они и поступили. Премиор-генерал поспешно развернул перед августейшей четой, будто тонущий в темноте свиток (заштриховали богов!), гласящий “именем господина нашего генералиссимуса, соединяем вас в идеале”. Рыжий взял перо и размашисто подписался “Джефферс”, а графу “звание” заполнил словами “Герой” “Рядовой” “Король” (всё с большой буквы – прибедняться не в обычае парриков). Агнесс макнула палец в чернила и поставила, нет, не крестик – настоящий могильный крест, – всюду, где требовалось приложение руки невесты. Затем она, добавив рыцарской экзотики, бестрепетно сунула почерневшие пальцы прямо в горящую свечу, черпнула воска и стряхнула на свою подпись, таким образом, запечатлев её.

Наконец, свиток подписали свидетели.

1/3 вторичного воплощения господина генералиссимуса премиор-генерал Модест Макри.

По приказу 1/3 вторичного воплощения господина генералиссимуса Фердинанда Грека, генерал Эдмунд Айсланц.

По приказу 1/3 вторичного воплощения господина генералиссимуса Хорке Ишбала, полковник Цаччария.

Можно было садиться за стол.

3

Их – столы – расставили перстнем.