Я осторожно опустился на край стула:

– Конечно, Ирина Викторовна.

Она выдержала эффектную паузу, прежде чем торжественно заявить:

– Нам нужно кардинально перестроить нашу базу данных кинозвезд.

Я моргнул, пытаясь осознать услышанное:

– Простите, как?

Ирина Викторовна вдохновенно продолжила, словно уже репетировала эту речь перед зеркалом:

– Каждую кинозвезду мы классифицируем по архетипам из древнегреческих мифов. Вот, например, Джордж Клуни. Очевидно – Зевс. Величие, харизма, молнии обаяния!

– А Киану Ривз? – вырвалось у меня, хотя я все еще не понимал, к чему она клонит.

Она, не раздумывая, выдала:

– Гефест. Скромный, молчаливый, но творец. “Матрица”? Это же чистое ремесло богов!

Я изо всех сил старался понять ее логику:

– Но… зачем?

Ирина Викторовна подняла взгляд к потолку, словно черпая вдохновение из воздуха, и после долгой паузы сказала:

– Когда я была маленькой, мама повела меня на фильм “Спартак”. Это был черно-белый кинозал. Люди в античных туниках сражались за свободу. Я тогда впервые почувствовала, что мир можно упорядочить. Четкие роли, идеалы, героизм!

Она сделала паузу, чуть склонив голову, а потом продолжила:

– С тех пор я поняла, что кино – это не просто развлечение. Это идеология.

Я попытался подобрать слова:

– И теперь… мы упорядочим кинозвезд?

Ирина Викторовна посмотрела на меня с энтузиазмом, которого я давно не видел у нее в глазах:

– Да! Представьте: Том Круз – Гермес. Быстрый, ловкий, везде успевает. Хью Джекман – Арес, воинственный, брутальный, “Логан”! Одри Хепберн – Афина, олицетворение мудрости и стиля.

– А Дженнифер Лоуренс? – рискнул я спросить, чувствуя, как меня засасывает в ее безумие.

Ирина Викторовна задумалась. Это был первый раз за весь разговор, когда ее энтузиазм слегка поугас.

– Вот тут сложнее… Возможно, Артемида? Независимая, воительница… Хотя нет. Подумайте об этом.

И именно в этот момент я понял. Все ее поведение – это попытка восстановить некий идеальный порядок, вдохновленный детским впечатлением от фильма. Поэтому она требует, чтобы пресс-релизы были «эпическими», а отчеты подписывались фразами вроде “Я – Спартак”. Теперь это даже казалось… милым.

Но как я объясню коллегам, что теперь мы будем классифицировать актеров как богов Олимпа.

Кабинет Ирины Викторовны преобразился. Стол утопает под горами книг по мифологии, распечатками с кадрами фильмов, схемами, маркерами и кружками с недопитым кофе. На доске раскинулась хаотичная, но при этом грандиозная система: «ДиКаприо – Прометей, до "Оскара" – Сизиф”, “Кейдж – Пан”, “Питт и Джоли – Троянская война”, “Рассел Кроу – Геракл”. Все выглядит как заговор, достойный иллюминатов, но с оттенком богемной креативности.

Я стою с маркером в руке, словно на пороге гениального озарения:

– Ирина Викторовна, если ДиКаприо после "Оскара" – это наш Прометей, то почему Николас Кейдж – просто Пан? У него ведь тоже есть драматические роли, “Свинья”, например… Хотя, подождите… Может быть, он Дедал? Постоянно что-то строит, а потом все летит к черту!

Ирина Викторовна оживляется, как будто только что услышала самую важную мысль в своей жизни:

– Точно! Кейдж – Дедал! Все время изобретает какие-то проекты, а потом они разваливаются, как «Призрачный гонщик 2»! Запиши, это прекрасно!

Я делаю пометку на доске. В этот момент в кабинет заходит Вакулина – бодрая, с неизменной улыбкой и кружкой свежего кофе.

– Доброе утро, коллеги! – радостно приветствует она нас, но ее взгляд тут же цепляется за доску. Улыбка медленно сменяется выражением искреннего недоумения.

– Эээ… А что это вы здесь устроили? Новый фестиваль? “Фестиваль Спартака”? – наконец решается она уточнить.