Господин фон Колышко обещал, согласно пожеланиям нового правительства, вскоре отправиться прямо в Петербург, а к 20 апреля снова прибыть в Стокгольм, чтобы далее вести переговоры в качестве полномочного лица. В заключение он еще раз подчеркнул, что, по его мнению, для укрепления мирного движения нет ничего лучше, чем публичное заявление рейхсканцлера, уже упомянутое выше. Затем следует еще договориться о доставке речи рейхсканцлера в Россию, на русский фронт ее можно доставить через немецких солдат, как это уже и практиковалось.
Господин фон Колышко также выразил пожелание вести дальнейшие переговоры именно со мной, и он ни в коем случае не желает иметь дела с господином Стиннесом[158], который уже не раз посещал его и предлагал ему 15 миллионов на создание русских газет.
Германский посланник в Копенгагене – статс-секретарю иностранных дел
Копенгаген, 2 апреля 1917 г.
Уважаемый господин статс-секретарь!
Я обращаюсь к Вашему превосходительству с этим личным письмом потому, что нынешние события, и особенно события в России, кажутся мне настолько важными в связи с решением о направлении всей нашей будущей внешней политики, что я полагаю неизбежным принятие сейчас радикальных решений, если мы хотим обеспечить свой успех в решающий час.
Ваше превосходительство знает, что я не болтун и не слепой поклонник авторитетов. Я сам сформировал свои независимые убеждения, и я полагаю, что, принимая во внимание мое глубокое уважение к Вам и то безусловное доверие, которое Вы мне всегда оказывали, я вправе высказаться откровенно.
Я прошу Вас лично принять д-ра Гельфанда, который прибудет в Берлин завтра вечером (во вторник). Я сознаю, что характер и репутация д-ра Гельфанда по-разному оцениваются его современниками и что Ваш предшественник (Ягов) особенно любил пройтись на его счет. В ответ на это я могу только сказать, что Гельфанд добился очень полезных политических результатов и что в России он был одним из первых, кто тихо и скромно начал работать для достижения цели, которая теперь – и наша цель. Некоторые обстоятельства, может быть – и все, сложились бы по-другому, если бы Ягов не пренебрег два года назад его советами!
Связи, которые Гельфанд имеет с Россией, с моей точки зрения, могут оказаться теперь решающим фактором в развитии общей ситуации. Более того, он настолько близок с социал-демократами в Германии, Австрии и Скандинавии, что может в любую минуту воздействовать на них в нужную сторону.
Он искренне благодарен Вашему превосходительству, так как ему известно, что именно Ваше вмешательство помогло ему обосноваться в Германии в тот момент, когда его положение было особенно непрочным. И теперь он чувствует себя немцем, а не русским, несмотря на революцию в России, которая должна бы его реабилитировать. Поэтому я прошу Вас принять его, тем более что я убежден, что, при правильном с ним обращении, он может быть чрезвычайно полезен, и не только в вопросах внешней, но и внутренней политики империи.
Мне не нужно лишний раз подчеркивать, что я согласен далеко не со всеми его мыслями. Но я думаю, что нам следует использовать такие возможности, как у него, там, где они могут нам понадобиться.
Ваше превосходительство поймет, что побудило меня написать это письмо.
Больше мне нечего прибавить, кроме того, что Гельфанд ни разу не просил меня рекомендовать его Вам и что я решился написать это письмо лишь несколько часов назад, в десять часов вечера, так как я узнал о том, что специальный курьер едет в Берлин завтра утром. Я прошу поэтому извинить меня за то, что письмо написано в спешке, и за возможные погрешности в нем – результат этой спешки.