Если мы рассмотрим любой механический процесс, например, падение камня, то в качестве эпистемологической характеристики этого процесса мы обнаружим, что он может быть засвидетельствован любым числом наблюдателей. В случае научного наблюдения, сделанного кем-то, молчаливо предполагается, что любое число присутствующих может убедить себя в том, что факт имел место. Однако существуют процессы, у которых в лучшем случае может быть только один свидетель, но никогда – два или более, и наш сенсорный опыт относится к этому классу процессов. Если падение камня засвидетельствовано n наблюдателями, то каждый из них имеет опыт этого явления падения. Если мы теперь обозначим механический процесс падения через a, а n переживаний n наблюдателей через a1, a2, a3, … и т. д., то никто не сможет спутать эти n жизненных процессов, поскольку их число равно n, с единым механическим процессом a, к которому они все относятся. Если существует множество людей, которые могут наблюдать один и тот же процесс, то опыт этих людей обязательно должен отличаться от события, которое служит общей основой множества опытов. Естественные науки возможны только при условии, что многие люди могут воспринимать один и тот же процесс: таким образом, все естествознание покоится на различии между опытом и механическим процессом. Это различие состоит, как я уже говорил, в том, что жизненные процессы могут иметь только одного свидетеля, тогда как физико-химические процессы могут иметь любое число свидетелей.

Таким образом, мы стремились отличить витальный процесс от психического акта, с одной стороны, и от механического процесса – с другой. Витальные процессы, однако, имеют с психическими актами то общее, что у них может быть только один свидетель, а именно человек, через которого они переживаются или производятся; первые, однако, не имеют текучего характера, тогда как вторые имеют прерывистый, пунктуальный характер. Что касается механических процессов, то они могут иметь такой же текучий характер, как и жизненные процессы (как, например, процессы движения), но все же существенно отличаются от последних, поскольку в лучшем случае могут иметь только одного свидетеля. Существуют, однако, и такие жизненные процессы, которые никогда не могут прийти непосредственно в сознание, например, жизненные процессы отдельных клеток, из которых состоит наше тело, но я не могу углубляться в их рассмотрение из-за скудости отведенного нам времени. Я лишь хотел набросать философский метод, который приводит к обоснованию витализма и который я попытался объяснить более подробно в моих «Натурфилософских трудах», Берлин, 1908.

Дискуссия

Дриш согласен с утверждением докладчика, что витализм – это, прежде всего, вопрос факта. – Системы Палаги и Дриша слишком различны по своей структуре, чтобы делать подробное обсуждение целесообразным. – Концепция прерывности сознания в противоположность непрерывности чего-то неопределенного другого представляется особенно важной.

Профессор Киршман: Если существует только поток в механических и жизненных процессах, но не в психических, то как мы можем знать что-либо о потоке? Докладчик удалил непрерывность из сознания, тогда как непрерывность в сознании – это единственная непрерывность, которую мы знаем или которая существует.

Древс: Деятельность сознания не существует. Сознание – это ощущение, то есть состояние, аффект. Но вся психология господина Палагии основана на активности сознания.

Палагий (Клуж-Напока), заключительное слово: Я могу быть краток, поскольку серьезных возражений не прозвучало. Я должен только сказать профессору Древсу, что мои взгляды в некоторых отношениях ближе к взглядам Эдуарда фон Гартмана, чем может показаться на первый взгляд. – Я хотел бы подчеркнуть предыдущему оратору, что непрерывное известно или «дано» нам, но только как опыт, и что мы ни в коем случае не можем проникнуть в него с помощью актов сознания; оно всегда остается «иррациональным».