У него не прибавилось ни ума, ни друзей, зато и терять было нечего – и потому Эжен так и не узнал, что такое страх перед людьми или страх потерь.

– Я не об этом, – Вержиль усмехнулся и легонько толкнул друга в плечо, в очередной раз за вечер нарушая этикет, словно силился доказать самому себе, что пропасти, пролёгшей между ними – нет. – Я об этой северной пташке.

Эжен взмахнул напоследок шпагой и провёл кончиком пальца по лезвию, проверяя, не затупилось ли. Затем тоже бросил оружие на стойку для мечей и подошёл к окну, из которого открывался чудесный вид на партер.

– Скажу, что вы с ней ещё намучаетесь, монсеньор. Девчонка не так проста, как хотели бы того вы или Рудольф. Она доставит много проблем.

– Опять не то, – поморщился Гарон. – Я спрашиваю, что лично ты о ней думаешь. Как тебе кажется… В постели она так хороша, как шуршат языки придворных дам?

Эжен надломил бровь и насмешливо посмотрел на него.

– Очень странный вопрос, монсеньор. Уж не влюбились ли вы в неё?

– Я – нет, – твёрдо ответил Гарон. – А ты? – с тенью надежды в голосе спросил он.

– Помилуйте, да что тут может понравиться? Я пока не так далеко зашёл в искусстве любви, чтобы возбуждаться при виде мертвечины.

Гарон прокашлялся и отошёл в сторону. Взял со стойки одну из шпаг и покрутил в руках, разглядывая эфес.

– А скажи мне вот что, мой дорогой друг… – задумчиво произнёс он. – Не знаешь ли ты, как потерял руку наш дражайший граф де Флери?

Теперь уже Эжен прокашлялся и покраснел.

– Вам известно, мессир, я не люблю лишних жертв.

– Зато вы любите чужих жён, месье де Лебель.

Эжен склонил голову.

– Прошу меня простить, монсеньор, но вы же не собираетесь ставить мне это в вину?

– Допустим, что нет. Но как быть с маркизом де Лонгли?

– Простите, мессир, но тут уж точно я ни при чём! Он набросился на меня, даже не разобрав, что я делал у него…

– В спальне у его младшей сестры, месье.

Эжен промолчал. Отвернувшись к окну, побарабанил пальцами по краешку рамы.

– У меня такое чувство, – сказал он медленно и задумчиво, – что вы, мессир, пытаетесь мне угрожать.

– Разумеется, нет. Я лишь хочу дать вам возможность оплатить долги.

– Долги?

– И не думайте, что я не о них знаю.

– Простите, мессир, если желаете дать мне возможность оплатить долги, вам лучше выписать мне из вашей казны полмиллиона лир. Этого с лихвой хватит— да к тому же окупит моё содержание на год вперёд.

– Сомневаюсь, что это вам поможет. Вы наделаете ещё.

– Да полноте, сир! – Эжен ударил кулаком по подоконнику. – Что вы от меня хотите?

– То, что следовало сделать давно. Я хочу вас женить.

– Вержиль…

– Не забывайте, Лебель, что говорите с августом.

– Ваше величество… – укоризненно произнёс Эжен и покачал головой. – Вы же не удалите меня от двора. Я нужен вам здесь, скоро начнётся новая война…

– Вы не будете командовать моей армией на войне, месье де Лебель. Мне нужно, чтобы вы решили северные дела.

– Но Вер… мессир!

– У вас есть богатый выбор, граф, герцогиня Облачного города – или мадемуазель Лермон.

Эжен замолк, опасливо поглядывая на своего августа. Покрытое оспинами лицо мадемуазель де Лермон стояло перед его глазами.

– Это не смешно, – заметил он.

– Вы видите на моём лице улыбку?

– Но почему я?

– Потому что я знаю, что вам будет легче смириться с необычным происхождением супруги, чем любому другому в столице.

Эжен не нашёл, чем возразить. В самом деле, если многие в Августории относились к северянам как к дикарям, то он не только хорошо знал этот народ, но и испытывал некоторую тягу к женщинам северных кровей – впрочем, как и западных, южных, восточных и любых других.