– А? Ну да… Совсем з-забыл.

– А поселяйся с нами, дружище. У нас там пять комнат, а? Как ты на это смотришь?

– С удовольствием смотрю! А сколько это?.. Ну… Денег с-сколько?..

– Да нисколько! Мой отец… Бар-р-он… де Пр-релар! – Ланс грозным взглядом обвёл трактир. – За всё платит! Деньги… Деньги мы будем тратить!.. Зачем нам деньги, нас всё равно скоро убьют…

Ланс поник головой, скорбно поджав губы.

– Нет, ну я так…

Я попытался возразить, но Венсан успокаивающе придержал меня за руку, согласно кивая.

– Нам пора, – сказал он. – Милая, сколько с нас там причитается?

– Да, – поддержал я, чувствуя, что и в самом деле пора на воздух, и полез в карман за кошельком.

– Нет! – прихлопнул мою руку Ланс. – Я сам! Н-не нужно.

– Нет, ну я так…

В итоге он настоял, весьма щедро расплатился, потрепал служанку за розовую пухлую щёчку, и мы вывалились на вечернюю улицу.

Когда я открыл глаза, мне в первый миг показалось, будто я всё ещё нахожусь в мрачном жилище того вероотступника, которому отсёк голову. А может, и не отсёк? Может это только… И я сейчас… У меня точно так же отчаянно ломило виски и затылок, как тогда. Я тихонько застонал зажмурившись.

Да нет. Не может быть. Я снова осторожно открыл глаза. В помещении было довольно темно, но само помещение оказалось неплохо обставленным и казалось уютным. Да и темнота была вызвана тяжёлыми задёрнутыми шторами, сквозь разрез которых струился солнечный свет.

Я лежал в хорошей кровати, накрытый одеялом. Причём, кроме этого одеяла на мне больше ничего не было, как оказалось. Я неловко приподнялся в кровати и, прищурившись, разглядел стул невдалеке, на котором аккуратно висел мой камзол, лежали аккуратно сложенные штаны, рядом аккуратно стояли мои сапоги, а на штанах лежала аккуратно сложенная перевязь со шпагой.

Эта отвратительная аккуратность совершенно не соответствовала моему нынешнему состоянию. Я со стоном откинулся обратно на подушку. Прищуриваться было больно. Вообще, быть живым было больно. Возле кровати стоял столик. На столике стоял кувшин. Трясущейся рукой я с надеждой потянулся к кувшину. В нём оказалась вода. Не веря своему счастью, я приник к кувшину.

Так. Ладно. Где я и как я здесь оказался? Последнее, что я помнил, это как мы втроём с Венсаном и Лансом идём, обнявшись, по узкой тёмной улице и поём. Весьма громко. Поём мы "Бедную красотку Мариэль", старую солдатскую песню.

Хорошая песня. А нет – есть ещё воспоминание.

Лошади. Морда Одиссея. И я пытаюсь на него забраться, но у меня не выходит, потому что Одиссей без седла.

На этом воспоминания заканчивались. Оставалось непонятным – удалось мне залезть на Одиссея или нет? И где я? И как я сюда попал?

Я снова тихонечко застонал. Тиски, сжимавшие голову, немного разжались, видимо, размокнув от действия выпитой влаги. Но стонать было приятно. Я ещё немножко постонал.


Раздался тихий стук. Стучали в дверь комнаты.

– Да-да, – неуверенно сказал я.

Дверь открылась и в комнату вошёл человек, держа в руке поднос, на котором стояла кружка. В полумраке я не мог разглядеть, что это за человек. Но на нём была ливрея.

– Голубчик, – сказал я. – Отдёрни-ка шторы.

Человек с поклоном поставил поднос на столик и сделал, что я велел. Солнечный свет показал мне немолодое гладко выбритое лицо с учтиво опущенными глазами.

– А это что? – спросил я, показав глазами на поднос.

– Это необходимый вам сейчас эликсир, сударь. Господин велел мне заботиться о вас, как о нём самом, потому я взял на себя смелость предложить.

– Господин… Твой господин Венсан? – догадался я.

Мне показалось, что на лице слуги мелькнула пренебрежительная ухмылка. Мелькнула и тут же исчезла.