Фантом не разделял беспечности приближенного. Скандал в притоне уже стал достоянием службы наблюдения. Причастность к делу аристократа и племянника сенатора всплыла и разозлила шефа Наблюдателей.

– Золотые мальчики опускаются до уровня расслабившихся на отдыхе бандитов.

Вернувшийся из путешествия Доктор лечил головную боль и благоразумно молчал, потихоньку делал любимое дело, полное отсутствие пси-детекторов в доме Эшли позволило ему остаться в стороне. Участие Стрижа просматривался все увереннее по принципу «наоборот» – пси-детекторы, установленные в красно-зеркальной комнате, как ни странно, не зафиксировали постороннего. Катя Гонсалес, лояльная свободная гражданка, проститутка по роду занятий, уверенно описала внешность иллирианца. Фантом призадумался – общая картина событий до странности не совпадала с первоначальной версией похищения Симониан.

Допрос Эшли, младшего лорда Эндина, не дал ничего, отправленный под домашний арест теоретик революционного террора держался холодно, замкнуто, корректно, стойко и невероятно уклончиво. Фантом колебался, не решаясь использовать «химию» или сенса – трупов в деле не было, Катя не сумела толком описать внешность Джу, сенатор каждый день интересовался судьбой «разумеется, невиновного» родственника. Инсургенты, из тех, что покрупнее, скрылись, их розыск шел очень медленно, обремененный обычной бюрократической волокитой и инерцией огромной сети пси-наблюдения. Попалась пара боевиков-шестерок, их без церемоний обработал следственный отдел, вскоре выяснилось, что боевикам неизвестно подлинное имя похищенной женщины. Небритый охранник крепче всех пострадал от блюстителей ментального благополучия – он оказался давно объявленным в розыск насильником из предместий. Личность лощеного мужчины, посетившего инсургентов едва ли не в момент взрыва наркобомбы, осталась неизвестной.

Нападение на дом Хэри Майера на первых порах никого не заинтересовало – «пси» не использовалось, инцидент сочли обычным уголовным делом и без задних мыслей передали полиции. Следы иллирианца временно затерялись в Параду.

Фантом подвел итоги скупым набором проходных истин:

– Ну не перекрывать же нам все дороги? Это негативно скажется на туризме. В конце концов, Калассиановского Центра и так больше нет, Дезет не может повторно уничтожить пустое место. Пускай мечется на здоровье. Побегает – поймаем, теперь его можно выслать за самый обыкновенный дебош.

Что на самом деле подумал Фантом, не знал никто.

…Неумолкающий свист ветра. Серый камень. Огромное, пустое пространство холодного воздуха, свежий туман над пропастью, под ним на самом дне, едва виднеются крыши неизвестного города. Облака проплывают совсем близко, кажется, протяни руку – и можно отщипнуть мягкий белоснежный клок.

Город неподвижен, он то ли спит, то ли замер в настороженном ожидании, улицы пусты, не колышутся вымпелы на башнях, а, может быть, их попросту нет – ни башен, ни стягов, а сам город – лишь тщательно выписанное безумным художником полотно.

Джу стоит на скалистом карнизе, кутаясь в курточку белого меха (откуда она взялась?), ветер треплет длинный шелковистый ворс, ботинки скользят на камнях, до обрыва всего лишь шаг. Пустота пропасти не пугает, Джу кажется, что воздух может держать ее на весу, словно это не пустота, а невидимый хрустальный мост. Она делает шаг и останавливается – рука мальчишки мешает, дергает ее за рукав. Джу не может оглянуться, но знает – это Мюф. Мюф стоит рядом, за спиной, и молчит, не слышно даже дыхания. Его присутствие ощущается как холодный свет маленькой звезды, искра светляка в траве, блик зимнего солнца на стекле, как тусклый, едва видимый солнечный зайчик.