Генри кивнул:

– Мне рассказывали, что при Брежневе практиковалось такое.

– А сейчас, думаешь, лучше! Старые времена возвращаются, мы идем к застою, только элита стала наглее и более явно выпячивает свои богатства.

– Возможно!

– И выборов власть боится! Знаешь, почему продлили полномочия президента до шести лет?

– Нет, а почему?

– Потому что бывший президент, марионетка!

Санитар прикрикнул:

– Будешь говорить против властей, сульфу в четыре точки получишь Наварский, и голой спиной к металлу кровати.

– Вот, что говорил! Борьба с инакомыслием. Между прочим, в Гаскони, где я правил в прошлой жизни, было куда больше свободы. И это в средневековые времена, я издавал газету, и даже открыл университет. Предоставил равные права всем религиям, отменил инквизицию, разбирал жалобы простонародья у большого дуба. Хотел справедливого мира.

– Так ты был в прошлой жизни Генрихом Наварским?

– Конечно! Разве вы не знаете, что душа переживает множество воплощений. И меняет свои оболочки.

– Да, есть такая религия.

Санитар прикрикнул:

– А вы, чего стоите? Идите хавать быстрее. Получите пайку.

Генри подошел к окошку.

Обед был не очень, суп – типичная баланда, на второе мясо – сплошные хрящи. Пабло Пикассо шепнул:

– Вообще, выделяют деньги на кормежку приличные, вот только крадут много.

Генрих Наварский согласился:

– Обкрадывать психов безопаснее всего. Хорошо еще, что правительственная комиссия была, и телевизор новый купили. А так был устаревший, «Рекорд».

Эх, стал бы я королем России, показал бы им кузькину мать!

Сын Футина и Медхедева проорал:

– Суп пустой! Жратва не вкусная! Воры в законе.

– А ведь верно говорит парень.

– Замолчи! – Произнес тип в татуировках. – Хочешь перо получить за наезд на братву?

– Не посмеете, я скажу папе.

Старший санитар, небольшого роста тип, кивнул:

– Сына Футина в карцер, сульфу в четыре точки, пускай отдохнет.

Наварский заметил:

– Медхедев это верх лицемерия, на словах за демократию, а на деле отменил передачу к барьеру. Не люблю тех, кто делает одно, а говорит другое.

Пабло Пикассо добавил:

– Политик хуже водки: стоит дороже, а голова начинает трещать сразу!

Генри Смит согласился:

– Легче слепить снеговика в аду, чем найти честного политика.

Наварский ответил:

– Вообще то, я диссидент, в милиции мне подбросили дозу героина и, чтобы избежать тюрьмы я тут околачиваюсь.

– Да ну, не выдумывай. – Сказал Пабло Пикассо.

– Верь мне, как президенту!

– Проще на дне моря найти сухой камень, чем президента, выполняющего предвыборные обещания! – Заметил Генри.

Пабло Пикассо согласился:

– И это верно! Вообще, во всем, что ни касается твоей личности, ты вполне благоразумный парень, как, впрочем, и большинство чокнутых. Поэтому, дам тебе совет. Когда будут раздавать лекарства, спрячь под язык, а потом выплюнь в унитаз. А то по- настоящему свихнешься. Большая часть препаратов на то и рассчитано, чтобы отключить мозги.

– И на сердце, почки, печень очень дурно влияют! – Добавил Генрих Наварский. – Как пел Высоцкий, а медикаментов груды мы в унитаз, кто не дурак.

– Будут в голове Бермуды, и асфальтом бьем в пятак! – Переврал Пабло Пикассо.

Послышалось движение, в отделение вошел батюшка. Он был очень толстый, с длиной бородой и в черной рясе. На груди был большой серебряный крест.

Сумасшедший, возомнивший себя Иисусом Христом, закричал:

– Смотрите, меня несут. – Он подскочил к батюшке. – Да светится имя мое, да придет царствие мое.

Священник рявкнул:

– Уберите чокнутого.

Санитары подхватила сумасшедшего, огрели дубинкой. Поп благословил их:

– Да помилует Господь его грешную душу. Вообще, это форменное хулиганство. Батюшка подошел к сумасшедшим.