Никто не проронил ни слова.

– Отлично! Тогда к экспонатам! Вокруг вас на стендах выставлены 3D-модели органов, напечатанные на принтере и помещенные в вакуумные хранилища. Каждый образец дан в двух ипостасях – до и после лечения методом CRISPR/Cas9. Вы видите лишь десятую часть возможностей современной генной инженерии. Но и ее должно хватить, чтобы вы поняли: если вас отобрали в программу Cas9, значит, ваша болезнь излечима. Мы живем в эпоху великих достижений, пользуемся благами научного прогресса, получаем шанс прожить еще много счастливых лет. Это Дар, равного которому медицина еще не знала. В общем-то, все. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы. Спасибо за внимание! Увидимся на острове.

– Спасибо, доктор Робертс, – ответили все хором, и Робертс нажал отбой.

Дети поднялись и разошлись по залу, под потолком загудело, и все электронные табло под образцами разом включились.

– Под каждым образцом вы найдете полную информацию о дате и месте процедуры генетического редактирования, фото пациента, его историю и небольшое интервью. Пользуйтесь электронным меню. В каждый монитор встроен голосовой интеллектуальный помощник. – Габи перекинула сумку через плечо и подошла к двери. – Буду ждать вас на выходе.

***

Для Тобиаса этот зал был особенным. Не раз и не два он видел все представленные здесь экспонаты. Он часто приходил сюда, когда приезжал в Нью-Йорк на лечение вместе с отцом. Они садились на скамью посередине зала, Тобиас закрывал глаза, глубоко вдыхал и медленно выдыхал воздух, успокаивая пустившееся вскачь сердце. Оно то неслось галопом, то тормозило, точно болид с проколотой шиной на трассе, но для Тобиаса это была победа, шанс прийти сюда еще раз, в зал, посвященный проекту Cas9. Рука Тобиаса немела, он не чувствовал пальцев. Отец с нажимом растирал его кисть, пока чувствительность не возвращалась вместе с легким покалыванием. Вставали они неспешно, молча, и подходили к единственно важному для них образцу.

И теперь Тобиас стоял у того же стенда. Правда, подготовка к лечению уже началась и он чувствовал себя значительно лучше. Многие препараты, которых он не мог себе позволить дома, были доступны в Институте Карпентера. Доктор Робертс сделал все возможное, чтобы с первых дней Тобиас получал эффективную временную помощь.

– Оно правда настоящее? – спросила его Эмма, вглядываясь в бордовое, пульсирующее, обвитое пластиковыми трубками сердце.

– Настоящее, живое, напечатанное, – сказал Тобиас. Он прижался носом к стеклу, дохнул на него и вывел пальцем сердечко. – Слышишь равномерный стук? Тук-тук, тук-тук. Так стучат колеса поезда. А ты сидишь с закрытыми глазами, и стук проходит через тебя насквозь. Никто, кроме моих родителей, не верил, что я проживу так долго. Отец нашел доктора Робертса в соцсетях в группе их выпуска и договорился устроить меня в программу.

– Моей матери это стоило внушительной суммы, – усмехнулась Эмма. – Видел бы ты ее лицо, когда она подтверждала перевод на счет Института со своего банковского депозита. Но она все равно была рада сплавить меня на остров. Теперь она всем рассказывает, что устроила меня в экспериментальную программу, чтобы я быстрее вернулась к нормальной жизни. По ее словам, цель оправдывает риски. На самом деле она просто хотела побыстрее подогнать меня под свои «нормальные мерки» и на риски плевать хотела. Слава Богу, все обошлось.

Тобиас посмотрел на нее и ободряюще кивнул. Он чувствовал: только что Эмма выдала ему нечто важное, затаенную обиду, долго лелеемую в душе, но, судя по ее лицу, продолжать ей не хотелось. И Тобиас снова заговорил о себе.